Ли перевела, а Дэн обрадовался, обнял Тимура и трижды по русскому обычаю поцеловал его в губы. Тимур долго вытирал слюну платком, а когда китайцы ушли, плевался и крыл их матом.
Чукчи косоглазые, сказал он и стал набирать номер Натали.
Натали в это время принимала хвойную ванну, но телефонная трубка лежала рядом на сухой мочалке, поскольку хозяйка отмокала. Ей так нравилось собственное тело, что она невольно приходила к выводу о том, что ее роскошное тело достойно другого тела, молодого, состоящего из одних мышц, бугристого, как перепаханная почва и бесконечно жадного, неутоленного и ненасытного. О, если бы можно соединить экономические возможности ее благодетеля Ефима Андреевича с каким-нибудь обладателем такого тела, то ее счастью не было бы границ. И почему все так устроено: ни в чем нигде нет гармонии? Если в одном везет человеку, то в другом сплошной провал. Сама природа, что ли так устроила, чтоб человек никогда не был до конца счастлив?
Натали сильно закусила нижнюю губу до боли и трижды ударила ножкой по зеленоватой поверхности воды, пахнущей хвоей. Уже раздался четвертый сигнал вызова в трубке. Натали лениво взяла трубку левой мокрой рукой, думая, что это интересуется ее настроением все тот же Ефим Андреевич, но оживленно и четко произнесла:
Я у телефона, мой пупсик.
Я вовсе не пупсик, я Тимур. Впрочем, я не возражал бы быть на месте этого пупсика, сказа Тимур твердым мужским голосом.
Ах ты, кот! ишь, чего захотел. Давай выкладывай, а то я лежу в ванной, отмокаю.
Мне надо с тобой встретиться. Как только ты отмокнешь окончательно, спустись вниз, у подъезда твоего дома будет стоять моя машина. Брякни, когда освободишься.
Спустя два часа, Натали одетая, расфуфыренная, спустилась, с тремя мобильными телефонами на шее и села в машину Тимура, не подозревая о том, что следом за этой машиной, в которой она сидела, следовала другая машина, старенькая «Вольво», но все еще прыткая, от которой и Мерседес не мог оторваться.
Но свидание с Тимуром было сугубо деловое, оно проходила в фойе гостиницы на первом этаже под посаженной пальмой.
Тимур подробно изложил ситуацию с китайцами и просил ее посодействовать в приобретении завода по максимально низкой цене.
Здесь, на «Каховке», сказала Натали, в ста метрах отсюда есть небольшой завод метало хозяйственных изделий. Выкупи его, он все равно не выпускает продукцию. Всякие там кастрюли, щипцы, конфорки, гвозди, утюги, кому все это нужно? Китай завалил нас этой продукцией. И эта продукция в три раза дешевле нашей. Люди, правда, страдают: потеряли работу, но что такое люди? Люди это овцы, а при советской власти человек стоил меньше букашки. Так что тут ничего нового нет. Я поговорю с Ефимом. Скажу ему, что ты хочешь возродить завод, начнешь выпускать утюги. Идет? А там делай с ним, что хочешь. Ефим мне рассказывал, что ваш Дураков пытался продать автозавод имени Лихачева, да Лужков вмешался. А тут мы сами хозяева.
Ты не только сказочно красива, ты еще и чертовски умна, сказал Тимур, глядя на нее масляными глазами. Наверное, этому Раскорякину нелегко с тобой, хоть он и хозяин большого района Москвы. Я боялся бы быть мужем такой красавицы. Вот, Пушкин, например, погиб из-за своей красавицы, она обошлась ему ценою в жизнь.
Я думаю, что моего Ефима никто на дуэль не вызовет, не так ли?
Жаль, дуэлей сейчас нет.
А то что?
Просто так. Короче, я ничего такого не говорил.
Это правильно, сказал Натали, и поднялась с кресла.
7
Завод метало хозяйственных изделий работал на старом оборудовании, которое было приобретено в Англии еще до революции. Это были массивные токарные и револьверные станки, небольшие печи для плавки и отливки металла, сработанные мастерами на совесть и рассчитанные на несколько поколений. После пятидесяти лет непрерывной работы, был произведен капитальный ремонт, заменены некоторые детали, и завод заработал снова. Он выдавал нужную всегда дефицитную продукцию для населения города. На нем были заняты полторы тысячи рабочих.
Бархатная революция, как это ни странно перевернула все с ног на голову. Завод тут же стал нерентабельным и прекратил выпуск продукции: утюги, стамески, сверла, дрели, топоры и всякий хозяйственный инвентарь, хлынул из-за границы в таком количестве, что народ просто растерялся что покупать. Продукция завода на Каховке, по сравнению с импортной, выглядела сиротливо и жалко.