Котяра пошёл к ней, раскидывая разорванные тела, направляя ружьё на троллей, которые, щёлкая остриями зубов в обугленных пастях, дыбили зелёную шерсть на спинах. Потом снова поманил её рукой — человеческой рукой.
Она вылезла из ложбины и побежала к нему. Тролли бросились вперёд, но вновь Котяра остановил их взмахом ружья, и они попятились, щёлкая клыками и размахивая когтистыми клешнями.
Котяра поспешно повёл женщину на уступ, где ждали Бульдог и Вороний Хлыст. Когда они оглянулись, тролли вернулись к своему пиру, и ни один не попытался преследовать.
— Тиви! — заорал Бульдог, увидев её, но она только тупо смотрела, слишком потрясённая, чтобы узнать его в этом блеклом наряде.
— Ты знаешь это жалкое создание? — спросил Вороний Хлыст, отступая от измазанной кровью женщины.
— Да, — ответил Бульдог с жалостью, помогая ей подняться на уступ. — Она из уличных детишек, что стояли у меня на стрёме во время работы. Лучшая из них.
Они направились прочь по гранитным выходам и остановились только тогда, когда ушли достаточно далеко от места бойни. Бульдог посадил Тиви на свой сундук, дал ей попить воды из фляги и приложил к её ранам целительные опалы. Порезы были поверхностные, они зажили сразу.
Вороний Хлыст закрепил на своём посохе связку опалов и выдал достаточно Чарма, чтобы очистить новую знакомую от покрывающей её слизи и крови. Когда грязь стекла коричневыми струйками и растворилась в воздухе, Вороний Хлыст увидел молодую женщину с запавшими от голода щеками, с каштановыми коротко стриженными волосами и светло-голубыми глазами, расширенными с перепугу. Одета она была в серый фабричный комбинезон и поношенные матерчатые сандалии, и никого не удивило, когда она сказала: «Мне холодно». Измождённое лицо было перекошено страхом, и только постоянный поток Чарма из посоха Вороньего Хлыста не давал ей потерять сознание от потрясения.
— Я купила защиту в войсках Хазара, и они… они пытались нас защитить. Пытались. Но нас нашли змеедемоны… вы сами видели!
Чтобы успокоить Тиви, Бульдог сунул ей в руки амулет в виде золотой пластины, усаженной наговорными камнями и целительными опалами. Она озадаченно уставилась на амулет, тут же захваченная его силой, и благоговейно взяла его тонкими пальцами, будто никогда раньше не трогала Чарм в таких концентрациях. Изголодавшееся, худое лицо разгладилось.
— Тиви, — спросил Бульдог, — теперь ты меня вспомнила?
Она прижала амулет к груди.
— Бульдог! Я думала, что сплю. Ты, ты здесь… — Она оглядела унылый пейзаж.
— Пойдём, Тиви, — позвал Бульдог. — Надо скорее отсюда уходить. Здесь тебе не место, потому что ты — та, кто остаётся жить. Пойдём быстрее. Завтра в это время мы должны уже выбраться из Кафа.
Тиви оглядела своих спасителей с ясностью сновидца, и её зрение затуманилось слезами.
— Спасибо, — шепнула она, сильнее прижимая к груди амулет, выдавливая Чарм на свои душевные раны. Она подняла глаза, всматриваясь в раскосое лицо Котяры. — Спасибо тебе, друг, что спас меня.
Они пошли дальше. Весь день, пока группа спускалась по каменным желобам на растрескавшуюся глину, шла через пустыню среди столбов выветренных скал, Бульдог изливал на Тиви свою философскую болтовню, пытаясь наполнить зияющую пустоту, которая образовалась у неё в душе от пережитых страданий. Вороний Хлыст состряпал из жезлов силы, найденных в сундуке Бульдога, что-то вроде бронежилета и приладил их Тиви проволокой из чармопровода.
Черпая силы в Чарме и доброте своих спасителей, Тиви бодро шагала под ослепляющей жарой дня, под багрянцем сумерек и хрустальной прозрачностью ночи. Она слышала всё, что говорит Бульдог, но не слушала ничего.