Путь ему преградил путь охранник. Он все время стоял неподвижно, сливаясь с кустами, а тут выступил вперед.
Это место бьеннале, серьёзный парень держал руку на кобуре, а сам шарил внимательным взглядом. Сюда нельзя посетителям.
Я работаю у Лены Вирронен. Мое имя Павел Ким-Логут, посмотрите в списках.
Все равно. Ещё не открыто.
А вы кто? с утра никаких охранников и в помине не было.
ФСБ, отдел по борьбе с наркотиками.
Не став спорить с бойцом, Павел набрал номер двоюродной сестры, и когда она спросила, как прошло собеседование, он в двух словах рассказал о том, что у них есть модель.
Гибкая спина. Драпировки. Прядка, выбившаяся из прически
Павел включил диктофон. Он был рад, что записал разговор с девушкой. Не каждый день с небес сходит богиня. С другой стороны, зачем богине разговаривать?
В уме, заточенном на магическое мышление, составлялись декорации. В каком сне Павел видел эту картину? Его дядя, кандидат медицинских наук, посоветовал вести ежедневные записи, хотя бы пять-шесть строк о самых важных событиях, которые произошли с ним или чему лично он являлся свидетелем.
Так Павел стал записывать свои сны, это считалось важных процессом по пути улучшения его психофизического состояния. Его болезнь была душевного свойства, к которой он был генетически предрасположен, а, значит, неизлечимой.
По мнению психотерапевта, самоконтроль помогал адаптировать сознание от личностного восприятия мира к отвлечённому. Только в случае пациента происходило наоборот: от отвлечённого к реальности. С реальностью у Павла обстояло плохо, но доктор Борисов утверждал, что мягкая созерцательность постепенно трансформирует его мир в нужном направлении. В любом случае осмысленная проблема перестаёт таковой являться. Он уверял, что однажды Павел начнет радоваться жизни знакомиться с весёлыми людьми, бросит пить таблетки по десять в день и найдет свою прекрасную деву. Но позже.
Его зовут Павел Ким-Логут. Царственной походкой он вступает на огороженную территорию. И тут же становится светло, темень уступает первым проблескам светила, окрашивается в розоватый и плавно переходит в голубой цвет, который становится белым.
Ночь сменилась днём. Жёлтые бабочки трепетали в воздухе, подвешенные на невидимых нитях. Тот, кто наклонялся над узкой щелью в земле, видел их отражения в темном стекле, но потом проявлялись детали картины: фрагмент кружевной занавески и линия обнаженного женского тела, само лицо оставалось невидимым. Посетители бьеннале строили предположение: девушка это или манекен, но модель шевелилась, и её позвоночник двигался, приводя в восторг совершенством линии. Фигура была прозрачна и легка.
Она возникала перед обзорным окном на долю секунды, выпрямлялась, словно собираясь избавиться от платья, но в последний миг задергивала кружевную штору.
Тут нет ни одного случайного штриха, все продумано. То, что вы видите, называется хитон, рассказывала гид. А то черное пальто пеплос. Он служит частью головного покрывала для его изготовления брали отрез ткани до 3-4 метров длиной.
Милу не смущало его жужжанье, она украдкой разглядывала молодых мужчин, которые замирали перед ней. Такие лица она видела довольно часто, их отличало сосредоточенное выражение. Мужчины участвовали в играх с быком, и оставшиеся в живых позировали для картин, которые писали на папирусе.
Чудаки пытались назначить ей свидание:
Где вас только отыскали, девушка? Может, в фитнесе? Я хожу в качалку на Трубной по вторникам и четвергам. Меня зовут Саня.
Пошел вон, одними губами произнесла Мила.
Весь этот ярмарочный переполох не мог нарушить её спокойствия. Вот и Саня, когда с катаной в руке вышел на площадь, говорил, что чувствовал величайший подъём духа во время атаки.
Устав караулить у щели в надежде увидеть особо сокровенный участок тела, толпа отправлялась к киоскам покупать чипсы и фисташки, а потом усеивала землю перед аттракционом шуршащими отходами.
От неудобной позы у модели появилась боль, пронзавшая позвоночник всякий раз, когда она вытягивалась. Мила хрустнула позвонками и снова выгнулась, уже готовая к боли.
Её пальцы сновали, перебирая края занавесок. На невидимой нитке пролетел последний мотылек. И снова первый, второй.
Трепетали кружевные занавеси.
Один раз в щель постучали, и бьюти-модель отвела завесу, открыв грудку, маленькую и круглую, как орешек.