Она снова взглянула на Арика, пытаясь представить себе его трагический приход в этот мир лет восемь или девять назад: в тот момент, когда он появился на свет, истерзанная душа его матери устремилась прочь от страданий к свету. При мысли о женщине, корчащейся от невыносимой боли, которая жгла ее с того самого момента, когда над ней было совершено насилие, и ни разу не покинула за четырнадцать месяцев беременности — именно столько женщины лиринглас вынашивают своих детей, — по щекам Рапсодии покатились слезы.
Неожиданно у нее задрожали руки, и она услышала резкий, постоянно меняющийся голос Мэнвин:
«Я вижу противоестественного ребенка, рожденного в результате противоестественного акта. Рапсодия, тебе следует опасаться рождения ребенка: мать умрет, но ребенок будет жить».
«Что имела в виду прорицательница? — рассеянно подумала Рапсодия. — Этого ребенка? Или лиринского малыша, который еще должен родиться? А может быть, предсказание Мэнвин имеет непосредственное отношение ко мне самой?»
«Сосредоточься на мальчике, сидящем перед тобой», — приказала себе Певица и тряхнула головой, прогоняя прочь посторонние мысли. Где-то в самой глубине ее существа звучал голос, которого раньше она никогда не слышала. Возможно, это был голос меча. Много месяцев назад Элендра рассказывала, что, когда Звездный Горн принадлежал ей, у него был голос, но он смолк, как только меч разлучили с Серенной, путеводной звездой мира, который они были вынуждены покинуть. Впрочем, с такой же вероятностью она могла слышать увещевания своего собственного здравого смысла.
Рапсодия снова улыбнулась Арику:
— Давай еще разок? Попробуешь спеть для меня другое слово?
— Да, — ответил мальчик едва слышно.
— Хорошо. Спой вот такие слова: аи пиппин. «Мое дитя».
Дрожащим голосом Арик послушно пропел: «Аи пиппин» .
Элендра и Рапсодия принялись разглядывать его ногу. По краям раны, там, где кожа сильно покраснела, воспаление исчезло прямо у них на глазах, наполненная гноем сердцевина раны очистилась, и темно-красный цвет сменился розовым.
— Вы только посмотрите, — изумленно пробормотала Элендра.
— Я сразу поняла, что он особенный, — ласково проговорила Рапсодия. — Вот вам доказательство того, что даже в самые черные минуты следует ждать хорошего.
Элендра погладила малыша по голове и резко встала.
— А что у нас тут? — спросила она, взглянув на дерево, к которому Акмед привязал Винкейна.
— Две шлюхи и самый уродливый ублюдок в мире, — насмешливо ответил мальчишка.
Элендра нарочито медленно обошла костер, присела напротив Винкейна и посмотрела ему в глаза. Мышцы у нее на спине угрожающе перекатывались. Она внимательно изучала его лицо, и даже Рапсодия увидела, как тот съежился под ее взглядом. Рапсодия тихонько фыркнула: она и сама не раз становилась жертвой ледяных серых глаз, видевших гораздо больше смертей и разрушений, чем можно себе представить. Она оставалась абсолютно спокойной, но ее взгляд проникал в самую душу и завораживал, не давая сдвинуться с места.
— Прошу прощения, — ровным голосом проговорила Элендра. — Боюсь, я тебя не расслышала. Что ты сказал?
Мальчишка вжался в ствол дерева с явным желанием исчезнуть, его наглость куда-то мгновенно испарилась, уступив место страху.
— Имя? — сурово спросила Элендра.
— Винкейн, — ответил тот дрогнувшим голосом.
— Я очень рада знакомству, Винкейн. Уверена, что у нас с тобой не возникнет никаких проблем. Надеюсь, во время нашего путешествия ты будешь вести себя прилично и мне не придется тебя наказывать, верно?
— Конечно, — поспешно ответил грубиян.
— Так я и думала.