Пулемет Шоша военные ценят невысоко. То военные. А в мирной жизни превосходнейшая вещь. Лёгкий, в пять раз легче «Максима», нетрудно спрятать в кабриолете, а что в полудиске всего двадцать патронов, то ведь не с полком воевать, не с ротой даже.
Очереди по три патрона, всего семь, и вот враг повержен буквально. Стрелял Арёхин прицельно, стараясь, чтобы ни одна безвинная тварь не пострадала. За что лошадям страдать? Гриня во время учебы и так, и этак склонял Арехина к стрельбе именно по лошадям, но потом перестал. Уверовал в меткость Арехина.
Арехин сменил полудиск и стал искать цели среди выпавших с экипажей.
Эй, может, кто сдаться хочет? Руки до горы и сюда, по одному, прокричал Гриня. Кричал он громко, далеко слышно, но никто сдаваться не захотел.
Ещё очередь. Потом две. Трое, не выдержав, вскочили и попытались убежать. От пули разве убежишь, тем более, пулемётной?
Минут тридцать над пустырем висела тишина. Гриня кормил Фоба и Дейма морковкой.
В голове прояснилось, да и солнышко снова засветило весело, по-московски. Но боль осталась, как при мигрени. Возможно, это и есть мигрень.
Новые Пустыри место особое. Собственно, пустырями они стали после революции, когда в азарте или по злобе, но явно не от ума, сожгли несколько усадеб, а усадьбы были знатные, горели долго. На их месте планировали построить трудовые коммуны, казармы или ещё что-нибудь нужное, но пока руки не доходили. Да и ноги тоже: место пользовалось дурной славой, и москвичи старались обойти Пустыри стороной.
Никто на пулемётные выстрелы не спешил. По-хорошему, нужно было ждать подмоги, потом проверить, вдруг да остались раненые (должны были остаться, непременно должны), допросить их, да много чего нужно было сделать. Вдвоём к побоищу подходить не стоило: тот же раненый, или трое, могли положить их запросто.
Но подмога не спешила, и Арехин скомандовал Григорию:
Ищи объезд, поедем в наркомат внешней торговли.
Сейчас, Александр Александрович. Только на место сектор прилажу, а вы покамест пулёмет в гнездо уложите.
4
Неплохо было бы, конечно, заехать домой. Принять ванну, переодеться, а то пороховой дух пропитал одежду до неприличия. И подумать. Хорошо подумать. Потому что налёт посреди бела дня запросто не подготовишь. Той же траншее, по виду, неделя.
Ты почему на пустыри свернул, спросил он Григория.
Говорю же глаз попутал. В голове мысли: езжай по Горбатой, да езжай, а что Горбатая, там всегда толкотня, телеги, раззявы, кого только нет. Вот я и наперекор и на Пустыри рванул, думал, сейчас мы полетим, не угонишься, он свободной рукой схватился за голову.
Болит, спасу нет. Теперь до утра не отстанет боль-то.
Ты полагаешь?
Проверено. Есть, правда, средство глаз перебить, но оно кому как. Горилки крепкой стакан. Не закусывая. Бывают, правда, люди, у которых от горилки голова ещё больше слабеет. Потому и говорю, не каждому впрок, и Григорий оглянулся на Арехина.
Тот только повторил:
В Наркомат.
В народном комиссариате внешней торговли Арехина встретили прохладно. Вахтер пускать дальше порога не хотел, и даже волшебное «Я от Ленина» не подействовало:
У нас тут каждый второй от Ленина, а каждый первый от Господа Бога. Порядок есть порядок. Сейчас подойдет определитель, он и определит, куда вас направить.
Арехину стало любопытно, что за определитель такой, и артиллерию он оставил в кармане.
Через четверть часа подошел молодой человек, одетый добротно и даже щегольски, и спросил Арехина, кто он, собственно, таков и по какому делу явился в Наркомат?
Арехин молча протянул мандат Ленина.
И всё-таки, какое у вас дело? настаивал молодой человек.
При посторонних докладывать не имею права.
Ну, какой Варфоломей Иванович посторонний. Впрочем, понимаю, порядок есть порядок. Пройдемте в мой кабинет.
Кабинет оказался недалеко, метрах в десяти от входа. Солидные кабинеты гнездятся много глубже и дальше, но и в этом мебель была ореховая, дорожки ковровые, а на столе телефонный аппарат.
Молодой человек сел на хозяйское место и, пару мгновений спустя указал на стул для Арехина.
Теперь вы можете говорить совершенно свободно.
Арехин взял обеими руками телефонный аппарат, совершил необходимые манипуляции и попросил связать с приёмной Дзержинского.
На лице молодого человека появилась усмешка, мол, жалуйся, жалуйся, не таких видали.