Двое полицейских в конце улицы идут мне на встречу. Значок службы надзора у них на груди похож на лицо человека без глаз, рта и ушей. Символ безликого правосудия. Не способное в общей своей слепоте, глухоте и в безмолвии быть персональным, личным, исходить от кого-то конкретного, призванное защищать общество столь же серое и обезличенное во благо всех и никого. Когда-то полицейские были людьми, но теперь это слуги закона.
Я озираюсь по сторонам. Нужно бежать. Спрятаться. Затаиться. Но вокруг только стены, столбы, остановки, машины, двери и магазины. Мне некуда деться. Я псевдо-крыса внутри лабиринта из железобетона! Будь проклято все. Трижды сгори до рассвета.
Я бегу к подворотне.
Эй! кричит полицейский, Ну-ка стоять!
Я падаю на колени, руки кладу на затылок, подбородок прижимаю к груди. Вот и всё. Это конец. Я не могу ничего изменить. Врачи ковырялись во мне слишком часто, и теперь я подчиняюсь приказам. Пожелай полицейский со мной разобраться, мог бы просто запретить мне дышать.
Шаги становятся ближе. Звук, встающих на место цилиндров полицейской дубинки, словно шелест змеи за спиной. Я вбираю голову в плечи. Жду удара. Негодяям вроде меня никогда не будет пощады. Я угроза порядку. Люди всегда ждут от меня чего-то плохого. Все мои интересы за пределами общего блага. Все, что я делаю нарушает текущий порядок вещей. Я навсегда останусь убийцей.
Полицейские проходят мимо меня. Я им не нужен. Их привлек кто-то другой. Краем глаза я вижу в куче мусора под стеной человека. Словно червь, на мокром асфальте, он ползет в подворотню, подальше от яркого света. Его лицо, когда-то разбитое мощным ударом, похоже на маску. Кожа и мясо срослись кое-как. Ноздри срезаны, будто ножом, рот без зубов, череп сплюснут в правую сторону.
Хватит скулить, говорит полицейский и достает из кармана Радость-17.
Не крутись.
Человек подчиняется, и полицейский включает прибор.
Ненавижу бродяг.
Второй полицейский смеется.
Гляди. Это копия.
Я испытываю отвращение ко всему, что происходит. Мерзкий дождь, крики и голоса, гул машин, шелест колес по асфальту, стук дверей и грохот вагонов метро, и плеск океана, и смех полицейских, и жалкий скулеж человека с разбитым лицом. Все опротивело мне. Я должен быть дома. Смотреть телевизор.
Я достаю из кармана таблетку.
Чужая воля слабеет и приказ полицейского больше не действует на меня. Стиснув зубы, я поднимаюсь с колен и ухожу вдоль стены в подворотню. Красная пелена закрывает глаза, приступ боли давит виски, и кровь вот-вот разорвет мне башку. Кто-то чужой вместе со мной улыбается моим ртом. Мысль о выпуске новостей вызывает у нас умиленье. Мы вспоминаем, что после восьми идет сериал, в котором женщина полицейский безжалостно и со знанием дела убивает мужчин. Они сбежали из тюрьмы на высокой орбите планеты и теперь пытаются скрыться от службы надзора, затерявшись в самых неблагополучных районах. В каждой серии умирает кто-то один. Преступники похожи на обычных людей, но у женщины дар. Ей достаточно посмотреть на человека, сказать ему пару слов, и картина ясна. Убийцы все как один: огромные скулы и челюсть, зубы, похожие на клыки, тонкие губы, холодный расчетливый взгляд. Насильники с длинными волосами, их глаза вечно блестят, а движения женоподобны. Вор смотрит на мир сквозь щелки-глаза блуждающим взглядом, его руки подвижны и никогда не находят покоя. Примеры приведены, доказательства собраны, приговор подлежит исполненью.
Дождь никак не утихнет.
Город лишился красок, потерял привычные звуки и стал пахнуть водой. Где-то во тьме шумит океан. По улицам бродит эхо прибоя, и шаги его гулко звучат среди стен. Ветер швыряет в лицо соленые брызги, не даёт прикурить. Сквозь завесу тумана я натыкаюсь на остановку робо-такси.
2
Я ввожу свои данные и маршрут.
Машина с минуту переваривает информацию и проверяет меня в базе службы надзора. Наконец, убедившись, что я не числюсь в розыске и могу заплатить за проезд, робо-такси открывает заднюю дверь. Продавленное миллионами задниц сиденье, опускает меня до уровня земли, и я прикрываю глаза. В дождливые дни мне всегда хочется спать. Иногда я весь день лежу на диване и слушаю, как за окном льется вода. Но кто-нибудь обязательно припрется поговорить об Иисусе.
Мой пресвитер всегда читает одну и туже молитву:
Это большое утешение для меня помнить, что Бог, к которому я приблизился в скромной и искренней вере, пострадал и умер для меня, и что он будет смотреть на меня в любви и сострадании.