Агнес часто говорила мне, что если у меня и есть хоть немного ума, то это передалось исключительно от нее. Во многом благодаря бабушке я начал считать себя умным.
Моя семья жила в двухэтажном доме рядом с верфью компании Swan Hunter в Уолсенде. Мать родилась и выросла на побережье реки Тайн между городом Ньюкасл-апон-Тайн и Северным морем. В районе Уолсенда император Адриан решил закончить свою стену[10], когда в 122 году нашей эры посещал эти северные задворки своей огромной империи. Стена Адриана протянулась на сто двадцать километров через холмы и болота от города Барроу-ин-Фёрнесс на западе до реки Тайн на востоке. Многие считают, стена служила защитным сооружением от набегов кельтских племен: скоттов и пиктов, но на самом деле ее возвели для контроля за торговлей между севером и югом, а также за населением, проживавшим на территориях, которые позднее назовут Северной Англией. В Уолсенде располагалась древнеримская крепость Segedunum. Легионерам гарнизона крепости наверняка казалось, что они очутились на самом краю земли. Полагаю, если бы мне довелось быть в этих краях легионером в короткой кожаной юбке, я думал бы точно так же. В начале XX века в Уолсенде расширяли верфь и раскопали остатки храма богу света Митрасу, считавшемуся покровителем римских солдат, а буквально несколько лет назад, когда разрывали улицу, на которой я рос, под брусчаткой обнаружили остатки римского лагеря.
После того как приблизительно в 400 году нашей эры легионеры ушли из этих краев, начался период набегов саксов, датчан, викингов, норманнов, ютов и шотландцев. В этих местах правили самые разные племена и группировки, и местные жители начали считать, что они не являются ни англичанами, ни шотландцами. Мы называли себя «джорджи»[11]. Почему именно так? Местные историки до сих пор спорят на эту тему, тогда как все остальные перестали ломать голову и просто называют себя именно так. Жители этого края говорят на диалекте, который нездешние англичане могут не очень хорошо понимать.
В свое время на реке Тайн строили огромные корабли. Здесь для компании-оператора трансатлантических и круизных маршрутов Cunard Line было построено судно «Мавритания» (Mauretania), поставившее в свое время рекорд по скорости пересечения Атлантического океана. Подобное «Мавритании» судно Lusitania потопила германская подлодка в начале Первой мировой войны, что заставило США вступить в конфликт на стороне Англии. Уже на моей памяти там строили крупнейший на тот момент танкер Essa Narthumbria. Верфи, на которых строили это судно, располагались в конце нашей улицы. Корабль долго стоял, закрывая своим корпусом половину неба, но, оказавшись на воде, он больше никогда уже не появлялся в наших краях.
В величественном виде верфи с огромными скелетами кораблей и маленькими, как муравьи, рабочими в люльках, свисающих с бортов судов, было что-то доисторическое. Неестественно медленно двигающиеся над суетой людей и вспышками ацетиленового пламени стрелы кранов напоминали мастодонтов ушедших эпох.
Каждое утро в 7:00 раздавался одинокий вой сирены, призывавший рабочих к реке, и сотни мужчин в комбинезонах, грубых ботинках и кепках шли по моей улице. За спиной у многих был рюкзак со «жрачкой» бутербродами и термосом. Казалось, что все те, кто не работал на Swan Hunter, трудились на заводе по изготовлению веревок и в угольных шахтах. Я смотрел на рабочих и размышлял, какая профессия ждет меня. Суждено ли мне присоединиться к армии этих мужчин и провести полжизни в чреве огромных судов?
Утром по воскресеньям отец часто водил меня с братом на пристань, чтобы посмотреть на корабли. Мы глазели на норвежский корабль Leda, каждую неделю ходивший между Осло и Ньюкаслом по маршруту, которым сюда когда-то приплывали викинги. Помню, как отец мечтательно смотрел на рулевую рубку и канаты, которыми корабль был привязан к специальным тумбам на пристани. «Уходи в море!» часто говорил мне он, но теперь я понимаю, что он обращался тогда главным образом к самому себе, сожалея, что в молодости не стал моряком.
В армии отец получил кое-какие технические навыки и после окончания службы прошел практику на машиностроительном заводе De la Rue, где собирали огромные турбины и двигатели для кораблей. Наша семья не была богатой, но отец получал достаточно, чтобы мама могла бросить работу и заниматься мной.
Мой брат Фил появился на свет через три года после моего рождения. Тогда же отец принял решение, о котором потом сожалел всю оставшуюся жизнь.