Поскольку я был героем сегодняшнего дня, мне разрешили присутствовать на допросе.
Допрашивали третьего ряженого в кабинете у следователя Юркевича подвижного как ртуть толстячка, просто излучающего из себя добродушие. В его внешности было что-то от плюшевого медвежонка, он казался милым и несерьёзным, слегка несобранным, на него просто невозможно было обижаться. Не следак, а сплошное ми-ми-ми, подумал я, когда Юркевич вдруг локтём случайно смахнул со стола какие-то важные бумаги, и мы со Смушко стали их поднимать на глазах у противно ухмыляющегося бандюгана по фамилии Зайцев. При этом у Юркевича были такие виновато-просящие глаза, как у кота из мультика про зелёного огра, который так любила смотреть в детстве моя Дашка.
Но лишь стоило начаться допросу, как Юркевич преобразился. Я понял, что передо мной настоящий профи, а внешняя милота не более чем маска, позволяющая расположить к себе преступника и вывести на откровенный разговор даже закоренелого злодея. Это был ас своего дела!
Несколько фраз, и бандит, здоровенный мужик с бритой шишковатой башкой и огромными кулачищами, уже лил крокодиловы слёзы и размазывал по лицу сопли.
Зачем вам понадобился Коваль? спросил Юркевич.
Лже-чекист всхлипнул.
Это Левашов он Трубку попросил, чтобы мы его у вас увели.
Я догадался, что речь идёт о том самом бандите, на поимку которого отправились почти все наши, включая Мишку. Что-то говорили о банде числом не менее тридцати сабель. Серьёзная сила.
Наши за ним гоняются, а Левашов тем временем через своих доверенных людей в городе свои дела проворачивает. Ничего не скажешь наглец! Надо будет при случае узнать о нём больше.
Левашов? поразился начальник губрозыска. А ему-то с каких хренов этот старовер-душегуб понадобился?
Так понятно зачем: вас, легавых, хотел по носу щёлкнуть, простодушно ответил Зайцев. Чтобы, значит, позор на весь свет был.
Ясно, кивнул Смушко и бросил на меня задумчивый взгляд.
Ну да, если бы не просмотренные мной сводки и натренированная в оперском прошлом память, план лже-чекистов бы удался. Другим словом, кроме как «повезло» ситуацию описать сложно.
Так и запишем хотели скомпрометировать органы советской власти, Юркевич макнул перо в чернильницу и старательно зачиркал в протоколе допроса.
Чего-чего мы хотели? захлопал глазами допрашиваемый. Это вы в чём нас обвинять собираетесь? Ничего мы ментировать не собирались. Не пишите всякого!
Я невольно улыбнулся, но разъяснять смысл термина не стал.
Не берите в голову, Зайцев. Лишнего мы вам предъявлять не собираемся.
Бандит успокоено вздохнул. Юркевич умел убеждать одной только интонацией.
Кстати, как бы между прочим поинтересовался Юркевич, откуда Левашов узнал, что мы арестовали Коваля?
Тоже мне секрет, фыркнул допрашиваемый. Полгорода видели, как вы его брали.
Лицо Смушко просветлело. Он явно боялся, что среди своих есть кто-то, кто работает на Левашова.
Хорошо, это мы прояснили. Тогда ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: удостоверения сотрудников ГПУ и мандат, где достали? продолжил гнуть линию следователь.
Зайцев пожал плечами.
Это вы у Трубки спросите, когда он очухается Ну или если очухается, а то уж больно ваш человек дерётся крепко, он перевёл взгляд, в котором не читалось ничего, кроме испуга, в мою сторону.
Трубка-то очухается, заверил Юркевич. И мы обязательно его спросим. Но что мешает вам рассказать? Чем больше будете с нами сотрудничать, тем легче будет ваша участь.
Да я бы рассказал, коли бы знал, грустно улыбнулся Зайцев. Только кто ж меня в известность в таких делах ставит. Меня для другого берут.
Ну вот про это другое вы мне сейчас и поведаете, вежливо наклонил голову Юркевич.
Послужной список у Зайцева оказался приличным. Но я заметил вот что: он охотно сознавался в ограблениях рядовых граждан, однако как только речь заходила о государственной собственности, так его словно подменяли куда-то исчезала словоохотливость, он даже начинал заикаться.
Сначала это вызвало у меня недоумение откуда такая избирательность? Чего он так боится? Потом до меня дошло: в это время покушения на госимущество считались намного более серьёзными преступлениями, чем грабёж обывателей, пусть даже эти самые обыватели граждане молодой советской республики.