«Сука, чёртова сука, кукла безмозглая, ты хоть понимаешь, o чём говоришь?!» Саня брезгливо выдернул руку из штанов, схватил стакан и швырнул его в телевизор. На обоях расплывалось кроваво-красное пятно, но телевизор остался невредим.
«Что ты знаешь o нашей стране, подстилка?! Ты свою жопу по массажам тайским таскаешь, на лексусе катаешь, a загорать, поди, в Ниццу возишь?» бесновался одинокий мужчина в заляпанной майке. Стаканом он не ограничился: на пол полетели тарелки, бутылки, корки хлеба; жалобно трещала разбиваемая мебель. Всё, чего он хотел чтоб эта сочащаяся своей значимостью дешёвка заткнулась, прямо сейчас, в эту же секунду, чтоб не могла произнести больше ни звука, никогда.
Бешенство отпустило Санька так же быстро, как и настигло. Он поднял c пола выцветшую фотографию, бережно смахнул c неё осколки и крошки, и начал внимательно вглядываться, будто увидел впервые. Пятеро молодых ребят, a вот и он, второй c края, мало похожий на себя нынешнего, разве что те же сросшиеся брови. На обороте почти стёршаяся надпись его рукой: «Грозный, март 1995 года».
Горло перехватил спазм, рот наполнился горькой слюной, a глаза защипало от слёз.
«Услуги нарколога. Лечу алкогольную и наркотическую зависимость, вывожу из запоя. Возможен выезд на дом»
Калмычиха c демонстративным отвращением осмотрела последствия Саниного загула: везде валялись бутылки, окурки, объедки, на стене над телевизором багровело пятно. «Не кровь, сразу поняла проницательная женщина, видать, в телевизор швырял, что под рукой было».
Саня, опухший, c красными глазами и трясущимися руками, сидел на колченогом стуле.
Всё, бабка, хорош, c тобой невозможно в молчанку играть, всё равно победишь. Не пью я, c утра самого не пью, вот те крест.
Да вижу, что не пьёшь, эк тебя трусит. Опять водки палёной по дешёвке набрал, как здоровья-то только хватает?
Хватает, как видишь. Не берёт меня ничего: водка палёная мне нипочём, пуля-дура и та не взяла ни разу. Может, заговорённый я? Ты ж ведьма небось, Калмычиха, вот и скажи мне.
Дурак ты, Беда, примирительно вздохнула старуха, на всякий случай показывая в кармане фигу на все четыре стороны света, нельзя удачу свою испытывать, аукнется. Ладно, подь ближе к столу, лечить тебя буду.
Может, не надо, а? Может, я сам как-нибудь и без твоего лечения не помру?
Но Калмычиха молча и непреклонно доставала из мешка какие-то банки, тряпицы, a под конец водрузила на стол кастрюльку, источавшую такой аромат, что Саня больше не мог говорить: рот наполнился слюной.
Так, вот тебе настой, выпей, a этим зажуй. Что закашлялся, как пацанёнок? Это спирт на травах и кореньях. Сама собирала, c гордостью поведала старуха. Не боись, мухоморов там нет, я хоть и ведьма, но порядочная!
Точно ведьма, Саня утёр грязной гимнастёркой выступившие слёзы.
A теперь налегай на щи, да не торопись, a то вывернет, мне за тобой только подтирать ещё не приходилось.
Саня чувствовал, что его тело постепенно возвращается к жизни. Уж что-что, a похмелять Калмычиха умела виртуозно. Может, оттого, что и сама порой пивала так, что даже мужики уважительно прицокивали языками: «Во девка, полтора вершка ростом, a пьёт что генерал полковой». Пила Калмычиха и во время беременности, и, хотя меру знала, останавливаться не собиралась. Да и кто бы ей запретил? Из-за её скверного и вспыльчивого характера односельчане не желали с ней связываться, а об отце ребёнка никто и не знал.
Ну что, легче тебе, непутёвый? бабка проворно убирала со стола, сносила посуду к раковине, попутно откладывая бутылки, которые намеревалась сдать.
Да, Гиляна, спасибо, пробормотал осоловевший мужчина, растянувшись на тахте.
Никогда, слышишь, никогда не называй меня этим именем! Калмычиха начала яростно звенеть посудой, но Сане было всё равно: впервые за неделю он провалился в глубокий и спокойный сон без кошмаров.
«Культурный досуг в окружении прекрасных барышень. Баня Забавушка, телефон +7-..»
Промозглый питерский ветер разыгрался не на шутку, крадя последние листья у оголившихся деревьев, раскачивая плохо закреплённые знаки дорожного движения. Он пытался содрать криво наклеенное объявление с доски информации возле нового жилого комплекса элитной застройки. Объявление и впрямь выглядело чужеродно на фоне окружающей прилизанной и благообразной обстановки аляповатое, отпечатанное на дешёвой бумаге, чуть поплывшее от натиска непогоды.