Прозвище «Кошачий» было дано Паркеру потому, что он был страстным любителем кошек. В его доме лучшие комнаты были предоставлены кошкам. Кошки бродили по плантациям, и горе было тому невольнику, который нечаянно наступал на лапу котенку или неуважительно обращался с кошками: Паркер немедленно наказывал провинившегося.
Любимец Паркера черный кот Прист спал вместе с хозяином и всюду ходил за ним следом.
Негры относились к коту с суеверным страхом, они были уверены, что это злой дух, обернувшийся котом. Старая тетка Харри клялась и божилась, что она видела собственными глазами, как кот надевал хозяйскую шляпу и пояс с револьверами. Паркер не разуверял негров: ему нравилось, что невольники боятся Приста.
— Прист, не хочешь ли покушать чего-нибудь вкусненького? — спрашивал он, встав на четвереньки перед своим любимцем.
Кот выгибал черную спину и громко мурлыкал.
— Он хочет свиной грудинки, — говорил Паркер. — Эй, кто-нибудь, сбегайте на кухню и скажите стряпухе, что Прист заказывает к завтраку свиную грудинку.
День и ночь пылал в кухне большой очаг. День и ночь варились и жарились в кухне кушанья для Паркера и его кошек. Для негров Джен стряпала отдельно то, что приказывал Паркер. А приказывал он обычно одно и то же:
— Свари им бобовую похлебку! Негры спрашивали Джен:
— Что, сегодня нам опять дадут суп из гнилой крупы?
Джен прикладывала к губам палец:
— Тише: хозяин может услышать. И негры грозили черными кулаками:
— Ну погоди, придет и наш час, Паркер!
ДЖИМ БЭНБОУ
Один из невольников очень нравился Джен. Это был веселый молодой мулат со светлой кожей апельсинового оттенка. Звали его Джим Бэн-боу, он был родом из Алабамы. Мулат носил широкие белые брюки и красный шарф, повязанный узлом вокруг крепкой мускулистой шеи.
Джим не верил ни в чох, ни в сон, не боялся ни злых духов, ни черных котов. Он смеялся над суевериями негров и спрашивал:
— Какого еще злого духа вы ищете? Разве вам не довольно одного Паркера?
Негры удивлялись его смелости. Джим отваживался громко высказывать свои мысли, и это сходило ему с рук, потому что Паркер его побаивался и не решался бить гордого мулата.
— Эй, хозяин, дайте нам немного кошачьей еды, а то человечья совсем протухла! — насмешливо кричал Джим Маркеру.
Тот грозил хлыстом: — Ты у меня дождешься плетей, проклятый черный болтун! Я велю тебя выпороть…
Паркер давно бы уже выполнил свою угрозу, но Джим был искусным механиком: он один умел чинить хлопкоочистительную машину, когда с ней что-нибудь случалось, без него пришлось бы работать на ручных «джинах», поэтому калечить мулата побоями было невыгодно.
У Джима была гитара. Когда хозяин уезжал в гости или на охоту, Джим приходил к кухонному крыльцу и начинал тихонько наигрывать и напевать:
Я родился — у большой реки.
Хейо! О хейо!
Джен подхватывала:
Берега ее отсюда далеки.
Хейо! О хейо!
И на той большой реке живет —
Хейо! О хейо! —
Черный и свободный мой народ.
Хейо! О хейо!
К кухонному крыльцу отовсюду стекались усталые после дневной работы негры. Они хором пели грустные негритянские песни:
Белому — все дано,
Черному — горе одно.
Белый — хозяин земли и неба,
Черный мечтает о корке хлеба.
Белый родился и стал господином,
Черный родился и гнет свою спину.
Белому — все дано,
Черному — горе одно…
Понемногу гитара оживлялась, мотив делался веселее, и Джим Бэнбоу пускался в пляс.
— Джен, Джен, брось свою кухню, иди плясать! — кричал он.
И Джен — с суповой ложкой в руке, размахивая кухонным полотенцем, как шарфом, — кружилась по двору.
Негры азартно хлопали в ладоши и хором подпевали плясовую песенку:
Снял очки свои близорукий Том,
И увидел он: на холме крутом
Машет миcс ему носовым платком.