И вот мы снова стоим на пороге эпохи Возрождения, только теперь мы подошли к этому явлению мировой культуры совсем с другой стороны.
Глава без номера. Кротовая нора
Но прежде чем мы продолжим неспешное погружение в неизведанные глубины теории изобразительного искусства, позвольте предложить тем из читателей, кому сильно некогда, возможность сократить долгий путь по мультивселенной этой книги через своеобразную кротовую нору. В конце концов, если у вас когда-нибудь появиться желание и свободное время для того, чтобы детально ознакомиться с данной теорией, вам ничто не помешает вернуться к этому месту и прочитать пропущенное. Тем более что в той части, через которую я предлагаю перескочить, не будет никаких фундаментальных законов, необходимых для анализа современного искусства. Собственно, к нему-то (анализу) я и предлагаю незамедлительно перейти наиболее нетерпеливым из вас.
Итак, смело перелистывайте книгу до главы «Выход голого короля» и наслаждайтесь тем, ради чего вы сюда пришли.
2. Возрождая богооставленность
Каждому, кто хоть что-то помнит из школьного курса истории, с детских лет известно, что эпоха Возрождения это черта, перейдя которую человечество навсегда покинуло темное Средневековье и торжественно вступило в Новое время. В том, что касается разбираемой нами темы, главной заслугой этой эпохи является смещение интереса творцов всех мастей с фигуры Бога на фигуру Человека. Что же касается причин, по которым могла произойти такая быстрая метаморфоза, напомним, что вся эта «эпоха» длилась несколько десятков лет и была сотворена несколькими десятками совершенно конкретных людей
Так вот, относительно причин этого культурного взрыва споры среди ученых мужей не утихают и по сей день. Мы же, в свою очередь, не вмешиваясь в эти интеллектуальные баталии, отойдем подальше от их ристалища и попробуем взглянуть на проблему со своей собственной колокольни.
Итак, Возрождение возрождало Античность. А какой главный урок вынес из своих взаимоотношений с божеством человек античного мира? Помните? Это был горький привкус богооставленности. Будь ты эллин золотого века Перикла, римский плебей, патриций или даже сам император, ты ощущал себя презренным пасынком приемного отца. Тебе не были гарантированы ни его любовь, ни его защита, ни его дозволение на счастливое посмертное существование.
С одной стороны, незащищенность и нелюбовь это, конечно, невероятно грустные чувства, но, с другой стороны, если ты достаточно силен, это положение вещей можно изрядно подсластить ощущением отсутствия какого-либо контроля со стороны высшей сущности.
А теперь давайте припомним, чем была та же Флоренция накануне Возрождения. Это была олигархическая республика, обладавшая уже почти капиталистическим укладом экономики. Флоренция была очень богатым, почти промышленным городом, а управлявший ею банкирский дом Медичи по своему влиянию на европейскую политику соперничал и с епископами Рима, некоторые из которых принадлежали ему напрямую, и с виднейшими августейшими фамилиями. Да, эти люди очень любили культуру и искусство, но вместе с тем они прекрасно понимали, насколько грязной и двуличной в это время была государственная и, хуже того, религиозная система власти. И что вы прикажете делать этим вершителям судеб Европы, вынужденным подчиняться истлевшим, зловонным средневековым пережиткам, в которые их постоянно тычут носом люди, известные на весь тогдашний мир своим откровенным корыстолюбием и слабо скрываемым сладострастием? Ведь таким образованным и тонким людям, как Медичи, тогдашняя католическая церковь не могла не казаться каким-то не оправдавшим надежд пережитком Темных веков.
И поэтому их желание вернуться в пространства, наполненные сиянием чистого философского знания и непревзойденными шедеврами изобразительного искусства, какими им виделись античные времена, не кажется такой уж нелогичной и неоправданной прихотью. Тем более что Медичи уже тогда намеревались вырваться из тисков средневековой сословной зависимости и обзавестись как минимум собственной герцогской короной. А для этого идеология, провозглашавшая человека независимым от всевышней воли творцом собственного счастья, приходилась как нельзя к месту. Неудивительно, что у работавших под патронажем этой семьи художников с этого момента стало принято растворять образ и волю Творца Небесного внутри образа и воли совершенно конкретного земного творца.