Не могли же мы им, согласитесь, сказать, что Фэйрпорт не просто англичанин, но еще и наш человек… – Холивелл искоса взглянул на переминающуюся неподалеку толпу зевак. – Не будут ли прекрасные леди столь добры, чтобы в шесть вечера отобедать сегодня со мной а кафе Доницетти на Герренгассе? Там было бы куда приятнее беседовать. – И он кивнул на выгоревшую оболочку главного корпуса, где несколько человек копались среди обугленных бревен и кирпичей. – Могу вам только сказать, что мы пока не нашли ни следа пребывания здесь вашего мужа… а на то, что нашли, вам лучше не глядеть.
– Бог их знает, что они там обнаружили до того, как нас туда пустили. – Маленький, почти женский рот Холивелла сморщился, когда тот стягивал перчатки. Если смотреть без очков, кафе Доницетти напоминало картину Ренуара, причем Холивелл вполне в нее вписывался. Утром на фоне пепелища он смотрелся менее естественно. Толстяк невольно напомнил Лидии некоторых ее дядюшек, представлявших собой бледные горы мяса, выращенные в лондонских клубах.
– Сказать по правде, миссис Эшер, если ваш муж находился во время пожара на территории лечебницы, мы об этом все равно никогда не узнаем. Два дня пепелище было оцеплено. Только черед сутки туда пропустили полицию. Обычная история. Когда двадцать лет назад императорский сынок вышиб себе мозги, заодно прихватив с собой на тот свет семнадцатилетнюю девчонку, официальная версия была такова: «от сердечной недостаточности». Правительственные агенты и, между прочим, папаша этой девчонки быстренько увезли ее в закрытом экипаже – и на месте двух тел уже оказалось одно. Как ваш муж узнал про этого Фаррена и как вы сами узнали про Фэйрпорта?
Но тут возле столика появились метрдотель и официант с помощником. Началось долгое и подробное обсуждение заказа. К удивление Лидии, Маргарет, за весь день не проронившая ни слова, оживилась и взяла власть в свои руки. Ресторанные служители выслушали с величайшим почтением все ее пожелания, и Лидии пришло в голову, что в путешествии с компаньонкой есть свои преимущества.
Наконец процессия удалилась, и Холивелл снова повернулся к Лидии. Та собралась с мыслями и принялась рассказывать о расшифрованных телеграммах и о статьях, свидетельствовавших, что исследования Фэйрпорта финансировал Кароли, и что сам Фэйрпорт был весьма заинтересован в изучении патологии Эрнчестера.
– Не знаю, насколько соответствует истине вера Фаррена в то, что он вампир, – осторожно заключила она, – но доктор Эшер считал его очень опасным человеком, настолько опасным, что счел нужным последовать за ним в Париж, лишь бы не допустить его сотрудничества с Австрией.
– Хм-м… Осмелюсь предположить, вряд ли он испытывает добрые чувства к старине Стритхэму. А как вы узнали обо мне? Это Эшер упоминал при вас мое имя?
– Нет. Друг мужа, – произнесла Лидия, сама не уверенная в том, правду она сейчас сказала или же солгала.
– Ваш муж обедал со мной в этом кафе во вторник, – молвил Холивелл. – У него были неприятности в Париже, там убили одного нашего оперативника, и Эшер был уверен, что сделал это именно Фаррен. Кто-то дал знать в местную полицию, что ваш муж причастен к этому делу, – раньше, чем пришел запрос из Парижа. Вне всякого сомнения, работа Кароли. Эшер провел ночь в тюрьме (нет, здесь эти заведения получше, чем в Лондоне) и собирался наведаться в лечебницу Фэйрпорта, после того как осмотрит кое-что в Альштадте. Он уже когда-то проживал во «Фрюхтлингцайт»…
– И он отправился туда? – Лидия отложила вилку. Аппетит пропал.
– Полагаю, что нет. Фэйрпорт утром прибегал в фирму и спрашивал, не слышно ля что об Эшере.
– Он мог это сделать для отвода глаз.
– Не думаю. – Холивелл ел с изяществом юной леди. – Вел он себя не слишком умно.