Свет ламп скользнул по кривому лезвию серебряной алебарды.
Гелге Курт повернул голову.
Та, что заперла за собой дверь, стояла неподвижно – ведьма, призрак мести, поднявшийся из неведомой могилы. Лохмотья, недавно бывшие голубым платьем, окровавленный рот, разметанные волосы воронова крыла. В карих глазах светится холодное безумие. Руки по локоть в крови, на пальце блеснуло обручальное кольцо.
Гелге Курт вскинул револьвер и спустил курок, но еще до того, как раздался металлический щелчок, Антея скользнула к нему и обрушила алебарду, выбив оружие из руки турка.
Тот взвизгнул, кровь хлынула из перерубленных вен. Он кинулся к вампирше и был отброшен новым ударом, раскроившим ему лицо и грудь.
– Неверная шлюха!..
Она шагнула вперед и полоснула серебряным лезвием по ногам, а когда Гелге Курт кинулся в одну из ниш, пытаясь допрыгнуть оттуда до окон в барабане купола, подсекла ему подколенные жилы. И все это время лицо Антеи не менялось, оно было почти равнодушным.
Только когда он откатился в угол, изувеченный, истекающий кровью, простирающий руку с обрубками пальцев, вампирша остановилась, глядя на него с ненавистью и презрением.
– Ты убил его, – очень тихо сказала она. – Ты послал его на смерть, ты прятался за его спиной. Он был для тебя орудием, как и для этого… Бея. Мастера. Скоро начнет светать, – беспощадно добавила Антея.
Гелге Курт рванулся, но смог лишь опереться на локти и колени. Антея стояла на безопасном расстоянии и внимательно следила за ним. Не поворачивая головы, позвала:
– Чарльз…
Тот шевельнулся, с трудом протянул руку. Шепот, услышанный Эшером, был не громче шороха осеннего листа, гонимого ветром по мраморной плите:
– Любимая…
– Любимый, – отозвалась Антея. Голос ее дрогнул, но взгляда от Гелге Курта она так и не отвела. – Ты ведь никогда не хотел такой жизни? – с нежностью спросила она. – Ты никогда не хотел… быть неумершим и неживым…
– …не… знаю… – Эрнчестер снова протянул руку, попытался приподнять голову. Горло у него было перерезано, и Эшер не понимал, как он вообще может издать хотя бы звук. – Не… помню… чего я хотел. Я только не хотел расставаться с тобой…
– А мне была дорога жизнь, – отозвалась она, – только потому, что в ней был ты, пусть даже за это потребовалось бы отдать душу… Ночи, ночи, ночи… я убивала, чтобы не умереть… и ты убивал, чтобы оставаться со мной. Не так?
– Я выбрал…
Антея опустилась рядом с ним на колени, краем глаза все еще следя за Гелге Куртом. Придерживая одной рукой алебарду, она коснулась другой седеющих волос Чарльза.
– Я понимаю, – сказала Антея. – Мы все выбираем. Теперь нам выбирать уже нечего…
Гелге Курт взвыл, осыпая ее проклятиями на немецком, турецком и ломаном французском. Антея слушала его с каменным лицом.
– Это не я вызвал его сюда! – вопил вампир. – Не я это с ним сделал!..
– Ты встретил его здесь, – сказала Антея. – Ты поработил его разум, ты использовал его, потому что он всегда был такой… слабый… Думаешь, я не знала, что вы идете сражаться с Олюмсиз-беем? Не почувствовала это во сне? Мне ничего не стоит убить тебя.
Желтый свет очерчивал ее профиль и лезвие алебарды, с которой все еще капала кровь. Шум снаружи стих, окна купола обрели пепельный оттенок.
– Я убивала каждую ночь, чтобы существовать. Приводила к нему жертвы, когда он утомился от такой жизни, когда ему уже ничего не было нужно. Зато он был нужен Гриппену, был нужен Олюмсиз-бею, был нужен тебе… А ведь ты хотел только покоя, Чарльз…
Не выпуская ее руки, Чарльз покачал головой. – Нет, – прошептал он. – Я хотел только тебя…
Гелге Курт был первым, чью плоть воспламенило солнце.