Обычно с ней возвращались молодые люди, год отслужившие у графа. Постепенно день святой Эзеб стал для юношей традиционным днем поступления на службу или возвращения домой. Но нынче Дуода приехала только со своей свитой.
Алан стоял у камина, пытаясь обсохнуть, и смотрел на обряд торжественной встречи, проходивший в конце огромного и единственного зала. В другом конце двоюродные сестры и братья Алана при помощи слуг накрывали стол. В третьем углу затаились маленькие дети, сидя на ящиках или кроватях и стараясь не попадаться на глаза.
Заплакал младенец. Юноша подошел к колыбели и взял его на руки. Тот замолчал, засунул в рот палец и уставился на происходящее. Как и Алан, этот ребенок рос без матери; его мать умерла при родах. Но отцом был брат Алана Юлиан, так как он и девушка были помолвлены. Поскольку у Стэнси, дочери тети Белы, был свой ребенок и было молоко, Бела взяла ребенка к себе.
Когда Алана позвали прислуживать за столом, он передал ребенка на руки одной из своих двоюродных сестер. Кастелянша Дуода была очень важной гостьей, и тетя Бела, одна из самых богатых женщин деревни, заставила накрывать для нее стол не слуг, а своих родных. Алан разливал эль и мог слышать многое из разговоров между кастеляншей и теми деревенскими купцами, что удостоились чести сидеть за одним столом с представительницей графа.
— Молодым людям, взятым год назад, граф Лавастин приказал увеличить срок службы еще на год, — Дуода говорила спокойно, но местные смотрели на нее с беспокойством.
— Я надеялся, что сын поможет мне с урожаем! — раздался один голос.
— Моя дочь должна прясть в моем доме. К тому же мы начали переговоры о ее обручении.
— Наступают трудные времена. Наши берега все чаще подвергаются набегам. Недавно сожгли монастырь в Коменге. Нам нужны все мужчины из Лавас-Холдинга и как можно больше солдат. — Кастелянша некоторое время молчала, видя недовольство на лицах слушателей. — Увы, пиратов стало больше. Они страшная угроза для всех, кто живет у моря. — Она кивнула Алану. — Еще пива! — И когда он налил, обратилась к тетушке Беле: — Красивый юноша. Один из ваших?
— Мой племянник, — равнодушно ответила тетя. — Отец обещал его монастырю. В день святой Эзеб он станет послушником.
— И таких парней вы отдаете в королевский монастырь?
— Церковь наша служит Господу. Что происходит в мире, их не волнует, — парировала Бела.
Дуода любезно улыбнулась, но Алан видел, как ее лицо стало надменнее прежнего.
— Все, что происходит в мире, интересует их не меньше нашего, миссис. Но не беспокойтесь. Я не буду вмешиваться в заключенный договор.
Разговор перешел на менее болезненные темы: последний урожай, недавно выпущенные монеты с изображением ненавистного короля Генриха, привозимые из южного порта Меделахии, слухи о темпестариях — волшебниках погоды, устроивших град и снежные бури на границе Вендара и Варре.
Алан стоял в тени и слушал, подходя к расставленным лампам вокруг длинного стола, только чтобы подливать эль в опустевшие кружки. Вечерело. К удивлению Алана, диакониса Дуоды оказалась весьма образованной женщиной. Она интересовалась старинными преданиями и согласилась пропеть одну из древних баллад:
В дни, когда землями,
Где живет наш народ,
Владел император,
Обладавший миром и великой магией;
В дни, когда весна пришла,
Когда Ушедшие
Склонились перед теми, кто был
Потомком ангелов и человеческих женщин,
Пришел некто, правивший
Родом людским и эльфийским,
Наделенный властью
Запрещать и разрешать.
Великий дракон прилетел
С дальнего севера,
Где море бурлит
И сливается с небом.
Но император сам вступил с ним в поединок и, смертельно раненный, собрав последние силы, наслал заклятие, превратив чудовище в камень.