Ната Потемкина
Иммигрантские Сказки
Предисловие редактора
«Иммигрантские сказки» о Нью-Йорке, но их автор Ната Потёмкина иммигрант со стажем, сменивший немало городов и стран и в полной мере изведавший на собственном опыте ценности и потери «перемены мест» (к слову, в ее случае перемена мест слагаемых «Ната» и «новая страна» всякий раз давала новую сумму). Она встретила в этой сказке странствий множество людей хороших и плохих, добрых и злых, беспомощных и могущественных. Встретила и запомнила.
Профессиональная «радийщица», Ната, кажется, хранит в голове гигантскую картотеку аудиофайлов с признаниями, историями, монологами и диалогами. Думаю, она могла бы даже просто записать их и это само по себе уже стало бы важным свидетельством, привлекающим внимание к целому пласту общества, к его проблемам, особенностям, «надеждам и чаяниям». И сделай она так подтвердила бы свою высокую квалификацию журналиста в жанрах интервью и «социалки». Но дело в том, что она писатель. И как настоящий по гамбургскому счету писатель поступила по-другому, переплавив бесчисленные наблюдения в литературу, с именно оной свойственным охватом, масштабированием и выходом за пределы остро задевающей обыденной повестки в пространство «больших величин», вечных понятий и выборов.
Герои «Иммигрантских сказок» продолжают давнюю традицию русской литературы внимание к «маленькому человеку», за что-то бесконечно обреченному судьбой на безнадежность и отчаяние. Описывая таких героев, легко впасть в искушение: занять позицию ученого-естествоиспытателя, бесстрастно наблюдающего сверху за бестолковым метанием подопытных мышат по лабиринту без выхода и их реакцией на включение света или брошенную крошку, и спокойно ставящего поведенческие эксперименты, создавая невыносимые для физического и морального выживания условия. Ната не делает так.
Ей дана поразительная авторская интонация отстраненная, но не безразличная, сдержанная, но не холодная. Когда-то это блестяще сформулировал один киногерой: «Я не играю я счет веду». И здесь, спасибо рисунку на обложке и сюжету открывающей сборник сказки, на ум приходит ворон. Как мифологема. Как олицетворение древнего, беспристрастного и мудрого наблюдателя, видевшего слишком много. От Ворона Эдгара По, возвещавшего свое «Невермор», до Ворона из «Снежной королевы», которого в данном случае вспоминать, вероятно, уместнее, потому что он был все-таки «за наших». Так вот, автор «Иммигранских сказок» тоже «за наших»: он долго терпит, не зажмуривается, видит и замечает все, сохраняя объективность а потом все-таки вмешивается. Очень аккуратно, давая, так сказать, удочку, а не рыбу.
Маленькие человеки Наты точно так же, как гоголевский Башмачкин, могли бы с безысходной тоской простонать «оставьте меня, за что вы меня обижаете?» или устало констатировать, как лирический герой Вилли Токарева: «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой». Но Ната, в реальной жизни давно не питающая никаких иллюзий, своим маленьким человекам милосердно дарит чудеса. Все они в какой-то момент доходят до предела страдания физического, морального, духовного или бытового, но на самом краю каждому дают надежду на спасение, милосердное «вдруг». Пусть даже они «рабы» и «немы», им все же посылают однажды поддержку и помощь. Иногда магическую, а иногда и это отдельно важно оказанную такими же маленькими человеками, просто потому что те могут или хотят ее оказать. Эти чудеса то, во что они уже совсем утратили веру: любовь, справедливость, дружба, отмщение и даже избавляющий от невыносимости побег, если жизнь загнала в угол. И если сами себе они кажутся оставленными, на самом деле это не так: Ната с ними в болезни и здравии, в горе и радости. В яму, на дне которой они, сброшенные обстоятельствами или ближними, копошатся, автор спускает веревку. А дальше дело за героем: поднять ли голову и увидеть, что есть за что ухватиться, вскарабкаться ли. Но пусть не смеют говорить ни они, ни читатели, что бог не посылал им грузовик, лодку, вертолет, ну и лотерейный билет, до кучи.
Здесь нет чудовищ или злых колдуний с этой ролью отлично справляется реальность, ее функцию в штатном режиме выполняют законы, организации и обычные люди-подлецы. Нью-Йорк «Иммигрантских сказок» вообще очень реален и реалистичен, огромный, равнодушный, противоречивый, прекрасный и ужасный, описанный Натой в прозе с визуальной силой кино. Нью-Йорк, звучащий иммигрантским волапюком, легко и естественно миксующим слова из разных языков.