Эй! Кончай пугать не страшно! Выходи уже, поговорим как цивилизованные люди.
Скажу честно. Я была готова почти ко всему к леденящему кровь вою оборотня, который, капая желтой слюной, спрыгнул бы прямо передо мной. К взрыву мраморных плит под ногами, из-под которых ко мне бы протянулись жуткие осьминожьи щупальца. И даже в какой-то мере к появлению Эдварда Паттифона*, клубком люрекса блестящего в свете камина, со своим этим: Саша, ты знаешь кто я? Скажи!
Но этот низкий грудной смех очень много вейпившей дамы средних лет, донесшийся мне в ответ с потолка, чуть не отправил меня в глубокое детство, когда пачкать штанишки было нормой.
Боюсь, как люди будет проблематично, моя дорогая но я постараюсь. Сонной кошкой протянула незнакомка с потолка и плавно спустилась нет, даже спланировала на пол.
Словно это было нормально вот так, висеть в воздухе метрах в трех над землей и пялиться на насмерть перепуганную меня!
Первое впечатление от голоса не обмануло. Это действительно была дама. Такая, вся из себя леди с идеальной осанкой, горделивым поворотом головы и образом продуманным до самой последней детали. Даже темные кудри в ее высокой прическе были волосок к волоску! Верх ее одеяния больше всего напоминал платье ало-черный корсет с глубоким декольте, деликатно прикрытым темным кружевом, длинные рукава, доходившие до середины увешанных перстнями пальцев. А вот вместо юбки были черные брюки, заправленные в начищенные до блеска черные же сапоги. Я бы сказала современные такие, кожаные брюки. Со шнуровкой. К полному образу олдовой готессы не хватало только яркого макияжа, но дама судя по всему предпочитала свою естественную красоту. Впрочем, это ни капельки не портило образ, а даже наоборот. Ведь на аристократически бледном лице ее карие глаза в обрамлении черных ресниц и ярко-алые, будто искусанные в порыве страсти губы, смотрелись и так достаточно ярко.
Дама шагнула ко мне, оглядев меня с не меньшим интересом, чем я пялилась на нее и моментально посуровев, добавила:
Однако впредь, мисс Итмонт, я попрошу вас не забывать о соблюдении субординации.
Я похолодела от одного только ее тона! Хоть и сказано это было спокойным и ровным голосом. Страшно было подумать, что бывает когда эта дама на кого-то кричит. О даже без очков мне теперь было видно, что кем бы она не была это определенно, что называется, облеченная властью женщина.
Одно хорошо она точно не собиралась меня есть. По крайней мере пока.
Да я, не забуду промямлила я, за что получила очередной недобрый взгляд и оглушительное:
Ректор Вивид! Да, я не забуду, мадам Вивид, спасибо за напоминание.
Ах, вот оно что
Спасибо, мадам ректор. Связала я, заплетающимся языком и с облегчением выдохнула.
Пожалуй, уж слишком громко, за что вновь была удостоена красноречиво негодующего взгляда.
Боги до чего же ты похожа на свою мать. Проворчала мадам ректор, на миг совсем не аристократически закатив к потолку глаза.
Но у меня в голове в тот момент встревоженные колокольчики зазвенели совсем о другом:
Вы знали мою маму? Но как такое возможно?!
Разумеется знала. Вздернула нос мадам и устало обратила взгляд к камину. Помолчала немного, а потом даже улыбнулась. Слегка, одними лишь уголками своих идеально очерченных пухлых губ: Во время учебы в Академии мы даже были с ней лучшими подругами.
Я нахмурилась. Не то чтобы не веря ей но все это как-то
Нет, мама моя конечно мировая тетка. И сейчас может сдружиться со всеми, от змеюк в своей бухгалтерии, до брутальных экспедиторов и грузчиков, имеющих узкие, сугубо булькающие интересы, но простите, с этой мадамой? Да и где? Ну, не хочет же она сказать, что моя самая обычная мама училась здесь?!
Нет вы что-то путаете, наверно. М-мадам ректор. Поспешно добавила я, испугавшись быть вновь уличенной в отсутствии субординации. Моя мама не могла здесь учиться она окончила торгово-экономический и всю жизнь работала
Ох, душа моя. С глубокой, словно Марианская впадина, печалью в голосе сказала дама. И даже руку к сердцу прижала, позволив себе помолчать несколько мгновений, будто подбирая слова. Будто потому что по ядовитому блеску в глазах, было совсем не сказать, что следующие слова дались ей так уж тяжело. Я говорю про твою настоящую мать.
Настоящую? Мне вдруг стало очень-очень холодно и сердце в груди от ее слов будто пропустило удар а потом вдруг стало так горячо! Не знаю, видела ли она, но вот я отчетливо почувствовала, как праведным гневом воспылали мои щеки и как зачесались мои руки, от желания схватить что-нибудь потяжелее и запустить в эту напыщенную врунью!