Билет еще не использован, выписан на имя бывшего помощника прокурора! Все-таки он тоже был повязан с этим прохвостом! недоуменно вскричал первый следователь. Он быстро прочел бумаги, повертел их из стороны в сторону, глянул на свет и протянул через стол другому.
Не зря его в Астрахань юрисконсультом на деревообрабатывающий комбинат отослали, ответил второй, тоже прочитав и тут же передав третьему. Что он может здесь делать? Кто-нибудь его видел в здании? Ему что, позволили вернуться? Или я чего-то не знаю?
То есть как на его имя? Назад его не принимали. Что указано в графе «выдан»? Ага. Так и написано: выдан такому-то, такому-то, должность. Число лиц: два Странно! Четвертый быстро пробежался глазами по строкам и поднял оба листка к трехпалой казенной люстре, криво висящей под потолком.
Первый взял из его рук артефакты и обернулся к уборщице, бросив на нее строгий взгляд.
Где, говорите, нашли?
Прямошки под его дферью. Замок пытались вшкрыть! прошепелявила та из-за ужасно кривых зубов и вздувшихся челюстей. Я приметила надрез на бумашке, што на дферь налепили наверное, шкреблись потихоньку, да я шпугнула.
На этаже был кто?
Женщина наморщила лоб. Старательно припоминая, она принялась вытирать руки о серый фартук, медленно качнула головой из стороны в сторону.
Не могу шказать. Ходили, но фроде бы фсе наши.
Следователь вернулся взглядом к билету.
А кем выписан? спросил его третий.
Начальником билетной группы станции Москва-Пассажирская
Что за черт! Не может быть! в сердцах стукнул себе кулаком по лбу четвертый, предчувствуя, что Новый год ему придется встречать, выясняя, что это за билет и кто его выронил. Понадеялся, наивная душа, успеть до восьми забежать за консервами в бакалею по дороге домой. Домашние его растерзают.
Тут и печать есть.
И это когда до Нового года шесть часов осталось!
Уже четыре
Билет действует до 31 декабря сего года.
А что в записке?
Ничего существенного. «Будет ждать в последнем вагоне. Время отправки без изменений 23.00».
Скорый на Ленинград вздохнул первый, впав в раздумья.
Кто, интересно, будет ждать? нервно тер шею под воротником второй.
Это-то и следует выяснить, увы, способом известным сесть в вагон, упавшим голосом отозвался третий.
Ехать, стало быть, кому-то из нас? расширил галстук четвертый.
Я пас, меня укачивает. А тут последний вагон
Звоните начальнику Октябрьского вокзала и Генриху Григорьевичу.
Прям зампреду ОГПУ прям Ягоде?
Он сказал, если появится хоть одна ниточка ему лично.
Но что это за ниточка? Разве можно назвать это хоть какой-то уликой?
Довольно толстая, хорошая. Дратва настоящая! Билет выписан человеку, который тесно работал с Савелием э, будь он неладен с Владом Миклошем. Да, пусть он ни в чем не заподозрен, но сослан. Записка найдена у двери кабинета губпрокурора. Кажется, появилась надежда выйти на него.
Но если билет у нас Кто тогда сядет в вагон?
Третий. Тут ведь сказано: «будут ждать». Двое, кому билет выписан, если и не явятся теперь, раз уж мы завладели им, их будет ждать кто-то третий. Тот ли, что приходил, или еще кто неизвестно. Но слова «будут ждать» ни в коем случае нельзя игнорировать.
Будут ли ждать?
Что за «тайны мадридского двора». А вдруг никто не сядет?
Тогда прокатимся до Ленинграда впустую.
В новогоднюю ночь?
Это лучше, чем упустить шпиона.
Но как? Мы ведь не знаем, кого брать! Мужчина это, женщина? Старик? Старуха, ребенок?
Вычислить.
Не представляю, кто может это вычислить с таким ничтожным количеством данных. Набьется вагон до отказа вычислишь там, ага.
А я знаю такого человека. В институте судебной психиатрии работает.
Не тот ли, который проводил сеанс гипноза в зале заседания недели две назад?
Он самый. Константин Грених, старший судебный эксперт из ИСПЭ.
И один из следователей вышел, чтобы по коммутатору связаться с Объединенным Госполитическим Управлением, что возвышалось мрачной серокаменной громадой на Лубянской площади.
Глава 1. Последний вагон скорого поезда 2
31 декабря 1928 года. Октябрьский вокзал
Валом валил крупный снег, небольшой морозец рисовал на окнах узоры, народ на улицах Москвы, закутанный по глаза в шарфы, пуховые платки, в полушубках, ушанках, валенках и в приподнятом настроении скользя по гололеду и выпуская клубы пара, спешил по домам. Еще не закрылись бакалейные лавки и кооперативные магазины, кто-то тащил елку или охапку душистых веток на санях, дровишки, бочонок с пивом Шаболовского акционерного общества. Под веселый смех и пьяные песни компания веселых студентов поворачивала от Каланчевской площади шла отмечать к кому-то на квартиру, где-то выстрелили из самодельной хлопушки, снова смех, а там гармонь, без конца носились извозчики, подвозя пассажиров с поклажей, от них не отставали гудящие клаксонами такси, свет фар конусами выхватывал из черноты мельтешившую снежную крошку.