Пойми, Паксенаррион, ведь та же самая храбрость, которая присуща тебе, заставляет желудь упасть на землю, раскрыться и пустить росток в поисках пропитания. Да, его можно растоптать, и он может погибнуть. Но до тех пор, пока он жив, в нем, как и в любом живом существе, остается ровно столько храбрости, сколько отпущено ему природой.
Пакс почувствовала, что запутывается в этих рассуждениях.
— Все это звучит странно и непривычно, — сказала она.
— Да, потому что ты была воином среди воинов и привыкла думать о храбрости, как о презрении опасности. Я прав?
— Наверное, да. По крайней мере, мы считали, что храбрость — это способность идти вперед, сражаться и не позволять страху овладеть тобой.
— Совершенно верно. Но самое главное в твоем перечне — это способность идти вперед. А тяга к опасности, к ее преодолению в какой-то мере присуща каждому. Вспомни хотя бы, как ведут себя маленькие дети. Они специально залезают высоко на дерево, чтобы испытать страх и преодолеть его. Впрочем, этот дар проявляется в людях в разной степени. Воину он не помешает ни в коем случае. Умение подавить в себе страх не будет лишним для профессионального солдата. Но не это главное, Паксенаррион, даже для того, кто избрал военную службу делом своей жизни. Идти вперед, преодолевать себя — вот что составляет смысл храбрости. Даже самый великий воин может очутиться в такой ситуации, когда опасность оказывается настолько велика, а противник настолько превосходит его по силам, что ни о каком боевом задоре, ни о какой радости от участия в сражении уже не может быть и речи. И что тогда? Неужели воин должен бежать с поля боя и бросить тех, кого он защищает и кто зависит от его храбрости, только потому, что такое сражение ему не по вкусу?
Пакс покачала головой.
— Согласен. Конечно нет. Ты сама наверняка попадала в такие ситуации. Справедливо и то, что тот человек, который не находит удовольствия в противостоянии врагу и преодолении опасности, вряд ли добровольно выберет путь воина.
Другое дело — крайняя необходимость. Вспомни своего покровителя Геда. Ведь в соответствии с легендой, до того, как пришла опасность, он не был воином. Ему и его близким пришлось взяться за оружие. Предположи, что на самом деле ему вовсе не нравилось воевать, но он сделал все что мог, и сделал это неплохо. Разве это делает его образ недостойным почитания и уважения?
— Нет конечно, — ответила Пакс. — Но исходя из того, что вы говорите, получается, что я могу навсегда остаться такой. А я все-таки хотела бы понять, смогу ли я снова стать солдатом.
Киакдан долго смотрел на нее оценивающим взглядом.
— А что ты понимаешь под словом «такой»? Ты чувствуешь себя точно так же, как и в тот день, когда пришла сюда?
Пакс мгновение подумала.
— Нет. Пожалуй, уже нет. Я чувствую, что мое состояние заметно улучшилось, но мне все же хочется стать такой, какой я была раньше.
— Согласен. Быть такой, как раньше, куда более приятно. Не чувствовать страха, знать, что тобой восхищаются… Пакс понурила голову.
— Да, вы правы. Но, кроме того, я могла, например, помогать другим…
— Я знаю, ты сделала много доброго. Но раз уж у нас зашел разговор о том, останешься ли ты такой, какая сейчас, мы должны разобраться, какой ты стала и какой хочешь быть. Нужно выяснить, что у нас тут за росток. — С этими словами он ласково прикоснулся к ее руке. — Дуб это, вишня или ива? Как ни крути, а на дубе вишни не вырастут, как и желуди на иве. С другой стороны, Паксенаррион, в прошлое вернуться нельзя. Ты никогда не станешь точно такой, какой была раньше. Все, что с тобой происходит, оставляет след в твоей душе. Но любое дерево, сколько бы ран оно ни получало, каким бы засушливым ни выдавался год, — если оно выживает, оно остается самим собой. Дуб будет дубом, если До этого был дубом.