для неба люди всего лишь чёрточки,
вспыхивающие и гаснущие за раз.
вместо Гелии меня обозвало Глебом,
потянуло за подбородок, в морду дождём плюнуло,
обмакнуло в лужу, как мякиш хлеба
никогда не чувствовала себя так мало, так глупо.
понаставило вечером звёздных точек,
координаты светил задрало вымпелом.
на прозрачных качелях оттянутых мочек
я к небу прямо в сердце вылетела.
22.10.2008 г.
.
Чёрный
на лице снова похороны;
а в огонь (эпохальный!) льют и льют чёрную жидкость
потухших стихотворений,
в переизбытке её черноты подвожу тёмно глаза,
чтобы красота моя
не ходила на убыль и в сторону
от моего лицевого щита.
на лице по-прежнему похороны.
наёмницы-плакальщицы безнаказанно
опорожняют глаза литрами,
разрывают нехрупкие прутики в
клеткообразной и образной груди,
чтобы освободить
килограммовосотенный птицу-крик.
им же больно!
встань на цыпочки, эти крошечные чернявые точки
не видят за собой гроба.
ночной горшок безотходного неба
опорожняется нам на головы,
а мы радостно спим и смеёмся,
не разжимая склеенной челюсти,
веря, что самые противные дожди
выгуливаются именно по ночам.
мы откровенно удивляемся,
поднимаем нарисованные брови,
с нас сыплется штукатурка,
а нос, как канализация, забит;
искоса окна домов следят
за нашей походкой,
за мелкотой жестов, за цветами шкур,
которые мы мимикрично
подбираем под цвет смога и пыли.
в агностичности стресса
рождается надкусанное и недожёванное «всёвпорядке».
закрывайся ладонями!
ветер упорствует,
ветер по-прежнему невыносим.
11.11.2008 г.
Либрофил, вредно читать без света
увидел бы ты меня в другом свете,
в другом не в этом.
а то эти софиты
очень назойливы
назойливы, как
трупный запах, расчленённый на столе
у патологоанатома.
ой ли! вы
говорили мне
своим зубчатым
голосовым тоном?
не больше атома,
плохо слышала, ваш голос такой крохотный.
лучше бы ты им,
или вы им (как правильно?)
говорил гадости
приятно слышать, ничего не слыша.
от радости
ладошками захлопала крыша,
а потом отправилась
в дальнейшее странствие.
увидел бы ты меня в другом свете
хотя бы солнечном,
слепяще-летнем,
когда все софиты погашены, брошены,
а город повязывает галстуки
из электролиний,
когда брови фасадов скошены
пергаментом цвета, а руки
из неба хватают синий.
скажи мне тогда,
как умеешь, по-вселенски тихо,
была бы я (нет или да?)
красивее хоть грамма штриха,
лет десять назад в бумагу вбитого,
одной-единственной
каллиграфичной буквы,
одной лишь части её божественной?
и стала бы я хоть каплю естественней,
будь нарисована на странице?
28.11.2008 г.
В ночь
приходите,
проходите мимо,
таращась затылком
на тугое лицо, неумытое,
из-под глаз цветом выросли сливы,
в них что-то побитое.
в желании диком
ускользнуть и сомкнуться
в солнцесплетении рук
кого-то немёртвого,
да хоть бы заткнуться
остатками крика. да хоть бы запнулся стук
того, красно-твёрдого.
разверстая скважина двери,
как гейзер,
выталкивает залпом потоки
по слизистым света,
потоки душой скрываемых сердцебиений.
не хочется верить,
что жизни соки
сольются в одну раскрытую глотку.
но без сомнений,
текучесть их выйдет боком
по бедру правому,
закругляясь струёй у щиколотки.
такому, как вы, здравому
не место в моей пиджачной выкладке,
проходите?
так идите.
полуодетая в полунабранной ванной
с недобором
в голове убеждений
наблюдаю столпотворение,
всё оно вы один.
в духе недобром
меня называете анной.
хотя я с этим именем
совсем не похожи,
хотя в этой цели ношу нечто совершенно отличное,
но чёрт с ним.
о ванны борта вода кипятится, стынем мы.
но самое личное,
что не вместе,
в друг друга друга не вместим,
вы и я по отдельности
каждый
в скорлупе своей цельности.
в себя только верим.
09.12.2008 г.
Псевдокатарсис
вымя всегдашней надежды обсосано,
до чистоты розовой вылизано;
я глазами босыми