Дмитрий Андреевич с час, наверное, косил в низине рядом с Семеном Яковлевичем, сначала он обошел шурина, но вскоре шаг его замедлился, он стащил безрукавку, затем и майку, то и дело смахивал пот со лба. А Супронович все так же ровно взмахивал косой, и высокая скошенная трава покорно валками ложилась перед ним. Видно, Варя пожалела брата и позвала всех обедать на час раньше.
На сколоченном из тонких березовых жердин столе аппетитно дымился в мисках мясной с картошкой суп, на деревянной доске – крупно нарезанное сало, желтоватые головки чеснока, перья лука, укроп. Вместо скамеек – черные пни, их приволок сюда Никита.
– Племянник-то тоже навострился косой махать, – похвалил Никиту Абросимов. – Видно, жилка крестьянская в нем есть!
– Когда своих-то в Андреевку привезешь? – спросила Варя. – Я твою жену и в глаза не видела. Родственники называется…
Улыбка сползла с загорелого лица Дмитрия Андреевича, он взял деревянную ложку и стал из алюминиевой миски хлебать суп. Густые брови его сурово сдвинулись.
– Я и сам ее редко вижу, – помолчав, пробурчал он.
– Не везет тебе, Дима, в семейной жизни, – вздохнула сестра.
– Дети в институте учатся, Рая работает, по-моему, у меня все в порядке, – сказал Дмитрий Андреевич.
– Передо мной-то не хитри, – заметила Варя. – По тебе видно, что обделен ты женским вниманием: на рубашке пуговицы нет, брюки не поглажены, да и вид у тебя не ахти.
– С непривычки-то сто потов выступило, – усмехнулся он.
– И мама всегда говорила, что чужая нам твоя Рая, – гнула свое Варвара. – Сама ни ногой в Андреевку и детей не отпускает. Чего нос-то задирать перед своими? Чем мы ей не угодили?
– Ты же не видела ее? – упрекнул жену Семен Яковлевич. – Чего зря наговариваешь?
– Наша мама не ошибается в людях, – заметила Варя.
– Что же мне, в третий раз жениться? – усмехнулся Дмитрий Андреевич. – И все начинать сначала? Не поздно ли, сестренка?
– Живи как знаешь, – покачала головой Варя. – Как это наша мама-то говорит: «Проживешь ладно, коли жизнь построишь складно».
– Она говорит и так: «Жизнь вести – не вожжой трясти», – заметил Дмитрий Андреевич.
– Я тебя знаю, – сказала Варя. – У тебя ведь всегда работа на первом месте.
Она ушла к речке посуду мыть, Никита поспешил к «газику» с выгоревшим брезентовым верхом. Взглянув на отца и дядю, будто спрашивая разрешения, забрался в кабину, сел за руль. И лицо у него было довольное.
– Слышал, что твой братец Леонид зимой тут объявился? – когда они остались вдвоем, сказал Дмитрий Андреевич. – Какие-то счеты у него были с Матвеем Лисицыным, прикончил его и скрылся. По всей стране ищут, но он не оставил следов.
– Не думал я, что он, собака, если жив остался, сюда когда-либо нос сунет, – помолчав, угрюмо заметил Семен Яковлевич. – Меня спрашивали и на Дальнем Востоке про него.
– Куда надумал-то? – перевел разговор на другое Дмитрий Андреевич. – Я, конечно, тебя не тороплю. Отдохни как следует…
– Мне все равно, – махнул рукой Семен Яковлевич.
Разговор о младшем брате явно его расстроил. Он сломал папиросу, достал другую и, позабыв зажечь, мял во рту. Появившиеся глубокие складки на лбу и у обветренных губ сразу на несколько лет состарили его.
– Не хочешь в Климово? – предложил Абросимов. – У нас тут большое строительство. И для Вари найдется интересная работа в Доме культуры.
– Из Андреевки мы никуда, – отказался Семен Яковлевич. – Мать хворает, да и Варя отсюда ни за что не согласится уехать. Рада без памяти, что наконец дома.
– Тогда можешь хоть завтра принимать дела у бывшего директора деревообрабатывающего завода, – сказал Абросимов. – Собственно, за этим я к тебе и приехал.
– А куда же нынешнего? – растерянно спросил Семен Яковлевич. Предложение секретаря райкома застало его врасплох.
– Под суд, – жестко ответил Абросимов.