Она ведь одна у них, а ей все так надоело! Хотелось бы пожить где-нибудь далеко совсем одной…
Вадим усомнился в искренности ее слов: он, слава богу, знал, как все цепляются за Ленинград! Савицкая просто пижонит, она отлично знает, что влиятельный папочка всегда поможет…
– При моей специальности уезжать из Ленинграда – это, конечно, безумие, – будто отвечая его мыслям, заметила девушка. – И потом… я все-таки здесь родилась.
«Чего же тогда треплешься, что хочется уехать?.. – подумал Вадим. – Ради красного словца?» А вслух сказал:
– А мне хотелось бы жить на берегу озера в деревне. Дом, баня, лодка и скворечники на каждом дереве…
– Вы романтик, Вадим!
Две вороны затеяли возню на песке, одна вырывала у другой раскрытую раковину. Они смешно подпрыгивали, взмахивая крыльями, клевались и хрипло кричали. Третья ворона с вертикально торчащим на спине пером наблюдала за ними, сидя на ветке сосны. Вот она бесшумно спланировала сверху прямо на раковину. На лету схватила ее клювом и отчаянно замахала крыльями в сторону шоссе. Вороны, перестав драться, дружно бросились в погоню. Скоро они все исчезли за кронами деревьев.
– Вот и в жизни так, – заметила Вика. – Пока одни выясняют отношения, спорят, что-то доказывают, другие у них из-под носа хватают что плохо лежит – и деру!
– А мне, глядя на ворон, пришла в голову другая мысль, – улыбнулся Вадим. – Откуда у людей жадность? Сколько раз я видел, как человек все тащит в свой дом, на участок, в кладовку… Тащит с работы, с улицы, готов хватать с неба… У одного знакомого художника я увидел в квартире автомобильный знак «Проезд запрещен!». Он прибил его к дверям туалета. Гости удивляются остроумию хозяина, а бедные водители штрафы платят за неправильный проезд!
– А при чем тут вороны? – удивилась Вика.
– Вороны? – Вадим взглянул в ту сторону. – Действительно, вороны тут ни при чем.
– Странный вы, Вадим!
– Это хорошо или плохо? – испытующе посмотрел он девушке в глаза.
– Вы напишете про этого художника фельетон?
– Я сейчас работаю над очерком, – ответил Вадим. – Соприкоснувшись с неприглядными сторонами нашей жизни, мне хочется поскорее написать что-нибудь о хорошем человеке… – Он снова бросил взгляд на галдящих ворон. – Только почему-то людям интереснее читать про жуликов, воров, хапуг, хамов, а очерки о положительных людях оставляют их равнодушными.
– Я рада, что вы неравнодушный, – сказала Вика.
– Да откуда вы знаете, какой я?
– О-о, Вадим! – рассмеялась она. – Вы недооцениваете женскую интуицию!
– Я вообще плохо знаю женщин, – вздохнул он.
Вика внимательно посмотрела на него и спросила совсем о другом:
– Вам понравился Саша Беззубов?
– Я стараюсь не судить о людях по первому впечатлению, – уклонился Вадим от прямого ответа.
Беззубов ему не понравился, как-то очень уж настырно он обрабатывал пьяненького Воробьева. Со стороны видеть это было неприятно, а кинорежиссеру, очевидно, было начхать на других. Он вцепился как клещ в разомлевшего писателя. Даже на миловидную Элеонору, с которой приехал сюда, не обращал внимания. Да и на Вадима с Николаем Ушковым, когда они пришли, он взглянул вскользь и тут же снова повернулся к Воробьеву. Что-то хищное было в его грузной фигуре, выражении лица.
– Не понравился, – констатировала Вика. – Он никому из моих знакомых не нравится, однако я слышала, что он очень способный.
– Я его фильмов не видел, – ответил Вадим.
– У него собачий нюх на выигрышную тему, – продолжала Вика. – Воробьев для него находка. «Иду на премию!» – так он заявляет всем, говоря о будущем фильме по повести Воробьева. И что вы думаете? Получит, он такой.