– Саша Беззубов приглашает меня в Дом кино на просмотры зарубежных фильмов, а наши я не смотрю: тоска зеленая!
– Ну не скажите, – возразил Вадим. Он любил ходить в кинотеатры и не пропускал новинок. – А «Баллада о солдате»? «Летят журавли»?
– Куда? – спросил Михаил Ильич.
– Что куда? – опешил Вадим.
– Куда летят журавли?
– Ну знаете… – развел руками Вадим.
– То-то и оно! – торжествующе усмехнулся Бобриков. – Никуда они не летят.
Вадим не нашелся, что на это ответить. Может, главный инженер СТО его разыгрывает? Николай подмигнул ему: мол, не спорь, напрасный труд.
Мимо них прошли Беззубов и Воробьев. Видно, поладили: оба улыбались и похлопывали друг друга по плечам. Николай тут же устремился к тоненькой артистке, все еще сидевшей с недопитым бокалом шампанского за столом. Бобриков пошел со своей суровой дамой, которая была выше его, на залив.
– Как вам наша компания? Не скучаете? – с улыбкой спросила Вика Савицкая, усаживаясь рядом с Вадимом на продавленный плетеный стул. На книжной полке топорщились обработанные сучки, изображающие диковинных птиц и зверюшек. Тут же обкатанные волнами камешки, раковины. В углу на подставке чучело цапли. Стеклянный радужный глаз светился, как живой, а змеиная шея изогнулась наподобие латинской буквы S.
– Мне никогда не бывает скучно, – ответил он.
Девушка с интересом посмотрела ему в глаза.
– Вы счастливый человек, Вадим, – помедлив, произнесла она своим бархатистым голосом.
Он подумал, что женщина, обладающая таким красивым голосом, должна быть мягка и добра. У Воробьева голос грубый, хрипловатый, даже когда он разговаривает с женщиной, все время ожидаешь, что вот-вот сорвется с его языка крепкое словечко. Режиссер Беззубов произносил слова округло, проникновенно, будто каждое сначала обкатает во рту. У Бобрикова голос резкий, неприятный. Разговаривая с ним, ловишь себя на мысли, что ты оправдываешься перед ним в чем-то.
– Мы с вами нынче являемся свидетелями начала создания новой кинокартины, – продолжала Вика. – Витенька Воробьев написал очень миленькую повестушку, а Саша хочет ее экранизировать. Это будет его первый полнометражный художественный фильм.
– А Элеонора Бекетова сыграет главную роль, – улыбнулся Вадим. – Вам не кажется, что она не очень-то похожа на колхозницу?
– У нее роль сельской учительницы.
– Я не читал повести, – признался Вадим. – Теперь обязательно прочту.
– Я сама не люблю читать про деревню, но у Воробьева там столько юмора! Я читала и до слез смеялась, хотя и пишет он отнюдь не о веселых вещах.
– Здесь хорошо у вас, – глядя в окно, задумчиво проговорил Вадим. Он подумал, что здорово было бы на такой даче с месяц пожить. Может, написал бы что-нибудь…
– Мне понравился ваш фельетон «Здравствуй, папа!», – заговорила Вика о другом. – Вы тоже обладаете чувством юмора, только ваш юмор злой.
– И вообще я злодей, – в тон ей произнес Вадим. – И чего пишу фельетоны? Когда-нибудь меня подкараулят в темном углу и по голове чем-нибудь тяжелым треснут…
– А может быть, героиня вашего фельетона просто брошенная мужем несчастная женщина?
– Она не была замужем, – с нескрываемой досадой заметил он. О своих фельетонах ему тоже не хотелось говорить. – Каждого знакомого она дочери представляла как нового папу. И таких пап было немало.
– Показать вам залив? – предложила Вика.
Они спустились по лесной тропинке в овраг, миновали дощатый домик с пристройкой. Возле него никого не видно, – по-видимому, нежилой. Однако когда Вадим оглянулся, то увидел в окне бледное пятно: кто-то, приподняв занавеску, смотрел им вслед. Они пересекли асфальтовое шоссе и вышли на берег. Сосны и ели тут были низкорослые, кряжистые, корнями крепко вцепившиеся в песчаную почву.