Не всякая птица близко подпустит, а о зайце или лисице и говорить не приходится. Год он охотился за мышкующей лисицей и все-таки сделал отличный кадр: хитрюга подняла тонкую лапу, чтобы прихлопнуть полевку на убранном ржаном поле.
Сначала Павел Дмитриевич вместе с другими охотниками ходил на тетеревов и зайцев, но постепенно остыл: неприятно было вместо красивой птицы поднимать с земли пронизанную дробью окровавленную тушку.
Два пухлых альбома наснимал Павел Дмитриевич, с гордостью показывал их ребятам на уроках, своим, знакомым. Несколько его снимков с небольшими статейками опубликовали в журнале «Наука и жизнь» и альманахе «Родные просторы». Не было свободного дня, чтобы он не отправился в бор или на озеро. Разве только проливной дождь или метель могли его остановить.
Снимок отдыхающего на сухой сетке глухаря он сделал неподалеку от Утиного озера. А сколько он его выслеживал! Сначала шел по бору шумно, постукивал по розоватым, с лепешками серой коры стволам палкой, а после того, как глухарь взлетел и снова нырнул в бор, чуть ли не ползком стал к нему подкрадываться. Если бы не артиллерийский бинокль, ни за что бы его не увидел среди колючих ветвей, а обнаружив, стал выбирать выгодную точку, с которой можно было бы снять птицу.
Закинув фоторужье за спину, Павел Дмитриевич зашагал к озеру, которое синело сквозь кусты ивы и орешника. На берегу стащил кирзовые сапоги, размотал портянки и развесил на кусты. Приятно было сидеть на зеленой траве, смотреть на спокойную воду. Рядом ползали рыжие муравьи, летали небольшие бабочки, попискивали на ветвях синицы. Далеко-далеко будто гром прогрохотал – это за бором прошел поезд. Павел Дмитриевич снимал и насекомых, у него были специальные теле– и широкоугольный объективы. Насекомых и бабочек куда легче фотографировать, чем животных и птиц: человека почти не боятся, знай делают свои дела.
На небе много облаков, но они почти не загораживают солнце, медленно проплывают над озером, пирамидальными вершинами сосен и елей. Июль, самый разгар лета, запах смолы и хвои тревожит, вызывает далекие воспоминания раннего детства… Собственно, настоящего детства не было. Была война, смерть кругом, партизанский отряд. Счастливое поколение, которое он теперь учит, – они почти не знают войны, и дай бог, чтобы никогда и не узнали… Чуть подальше от того места, где торчал в прозрачной воде черный пень, бултыхнуло. Павел Дмитриевич пружинисто поднялся, схватил фоторужье. Утка или щука?
Крадущейся походкой охотника подобрался к иве, ухватившись за гладкий ствол, стал пристально вглядываться в темную у берега воду. Илистое дно, шевелящиеся водоросли, на поверхности юркие серебристые букашки, водомерки, бегающие по воде, яко посуху, проплыла стайка мутно-серых мальков, торпедой за ними устремился юркий полосатый окунь, а щуки не видно. Даже если она здесь, сразу не заметишь. Умеет маскироваться! Вспомнил, как мальчишкой подолгу на Лысухе, возле железнодорожного висячего моста, караулил с вилкой щурят, Только редко удавалось проткнуть полосатую палочку. Щуренок стремительно, не шевеля плавниками, уходил в сторону и снова надолго замирал в тени лопушин, незаметный на речном дне. Чуть слышно шумели сосны, хотя ветра не было. Прямо перед ним небольшой, заросший камышом остров, у самой воды еще желтел прошлогодний камыш, поникший. Рыбаки говорили, что возле острова невозможно было воткнуть шест для жерлицы, – суешь, суешь, но твердое дно не нащупать. Щука, схватив блесну, зарывалась в ил, и оттуда ее уже не вытащишь.
Павел Дмитриевич хотел уже выпрямиться, как увидел выплывающую из-за острова… русалку! Белые плечи, золотистые волосы, вот только рыбьего хвоста не видать, наверное, прячет под водой.