Не казни себя, что редко приходил ко мне, не звонил… Счастливые люди все одинаковы: купаются в своем счастье, боятся поделиться им с другими, да им никто и не нужен… Наверное, и родителям ничего не сообщил о женитьбе?
– Написал письмо…
– Сначала я читала твои статьи и фельетоны в газете, а последнее время ничего не вижу… Неужели и журналистику забросил?
– После университета стал работать корреспондентом АПН, – сказал Вадим.
– АПН… Что это такое?
– Агентство печати «Новости». Оно открылось в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Если мою статью примут, то ее могут напечатать в ста десяти странах, с которыми у нас заключен контракт, – пояснил Вадим. – У меня ненормированный рабочий день, получаю и задания, но чаще сам предлагаю агентству темы.
– Я видела твою жену всего один раз. Вы ко мне на минутку забежали, оба такие счастливые… Твоя Ирина мне понравилась. Честно, ты действительно счастлив?
– Наверное, да.
– Почему «наверное»?
– Видишь ли, Василиса Степановна; я не очень хорошо знаю, что такое счастье, – улыбнулся Вадим. – Очень уж эта категория «счастье» расплывчата и относительна.
– Значит, начались сложности, – вздохнула Красавина, – Что ж, это естественно. Если бы у тебя все было хорошо и гладко, я сказала бы, что ты остановился.
– Остановился? Да я еще на ногах-то крепко стоять не научился! – возразил Вадим. – Работа для меня новая, квартиры нет, задумал брошюру про наше бытовое обслуживание написать – не получается. Одно дело – фельетоны, а другое – книжка…
– Ты никогда не остановишься, Вадим – рассмеялась Василиса Степановна. – Это тебе не грозит…
– Мы с Ириной и Андрейкой придем к тебе в пятницу, – сказал Вадим. – Или у тебя билеты в театр?
– Что любит твоя жена – чай с вареньем, яблочные пироги или цыплят табака?
Вадим на секунду задумался, потом рассмеялся:
– Ты знаешь, я еще не изучил ее вкусы, по-моему, ест и пьет все, что подадут.
– Как мне хочется увидеть твоего сына, – произнесла Красавина. – На кого он похож?
– Говорят, на меня.
– Значит, и на твоего отца, – вздохнула Красавина.
Возвращаясь пешком на Суворовский проспект, Вадим не мог избавиться от чувства жалости и вместе с тем восхищения Василисой Прекрасной. Он был убежден, что теперь девушки не могут любить так, как они. Смешно подумать, чтобы его Ирина, если, допустим, он исчезнет из ее жизни, будет вечно хранить память о нем и обречет себя на одиночество…
Сейчас иное время, иные нравы.
У Московского вокзала он остановился возле женщин, торгующих белыми и красными розами, выбрал несколько штук. Он знал, что Ира обрадуется. Весна еще не наступила, но снега в городе давно уже не было. Зима, весна и осень в Ленинграде мало чем отличались: все та же туманная хмарь с мелким моросящим дождем, влажный блеск асфальта, жидкие струйки из водосточных труб, низкое пепельно-серое небо, тяжело давящее на крыши зданий. Тем не менее он полюбил этот удивительно красивый город, однако ранней весной, когда начинало пригревать солнце и расчищалось небо, тянуло уехать в Андреевку. И это желание было таким сильным, что он, случалось, все бросал, садился в поезд и уезжал на неделю, иногда даже не предупредив начальство. Впрочем, у него был свободный режим работы. Там над головой небо широко распахивалось, дышалось вольно, полной грудью, уши отдыхали от въедливого городского шума, а глаза с удовольствием останавливались на меняющихся красках леса. Эта весенняя подзарядка природой давала ему ощутимый стимул для работы в городе. Ему нравилось ходить по протопленному дому, залезать на пыльный чердак и копаться там в старых книгах и журналах. Этим летом с Ириной и маленьким Андреем он поедет в отпуск в Андреевку.