Педрищев и его гениальный план
Был у меня когда-то знакомый по фамилии Педрищев. Буква «Д» в середине его фамилии делала её какой-то неприличной, но зато полностью или почти соответствовала его натуре, до неприличия непорядочной. Конечно «Т» украсила бы то, что не скрывала «Д», но для окружающих это было неким предупреждающим знаком при знакомстве с этим человеком.
Познакомился я с Педрищевым, когда работал в экологическом вузе. Он там не учился, хотя прекрасно знал прописную истину, о том, что ученье свет, а не ученье тьма, потому, как расскажу потом, и следовал этому принципу или как принято было в советские времена, выходцем из которых, он, кстати, являлся, выполнял заветы Ильича учиться, учиться и ещё раз учиться. Но об этом тоже чуть позже.
А в то время нашей совместной работы, он преподавал учащимся этого вуза политологию, стремясь сделать из них грамотных политологов. Не совсем понятно было, зачем нужно такое огромное количество специалистов именно этой профессии, у нас в стране их и так было и есть всегда хоть пруд пруди, а какой от них толк, тоже хорошо известно тем, кто мало-мальски разбирается в политике, и видит по ситуации итоги их работы. А ситуация такова, что даже бедный Педрищев, бедный потому что, как любой педагог этого государства много не зарабатывал, вынужден был ещё и кропать под крышей этого учебного заведения свою докторскую диссертацию, пытаясь таким образом выйти на более высокий бюджетно-финансовый уровень.
Несмотря на то, что на тот момент Вячеславу Николаевичу было уже 60 годков, звания профессорского он не имел. Ну, мало ли у кого как складывается жизнь, а учиться никогда не поздно это ещё одна прописная истина, которой тоже следовал преподаватель политологии, но и на этом он не останавливался.
Так как мечтать не вредно, а даже порою очень даже полезно, то, сидя в кабинете на своей кафедре, в свободные от преподавательской деятельности минуты, а когда и часы, мечтал будущий профессор о том, как защитив докторскую, станет ни кем-нибудь, а прорабом на стройке. Это была его заветная мечта. Правда, с какого времени он стал думать о таком, я так и не успел от него узнать. Зато живо представлял себе этого уже пожилого человека, с дипломом в обложке с красным тиснением подмышкой, в телогрейке или в рабочей спецовке, и в защитной каске на голове, с трудом переставляющим ноги, ибо не всем удаётся к своему личному финишу подбежать со скоростью 20 километров в час в надетых шипованных кроссовках, разорвать ленточку победителя и аккуратно улечься в гроб, уперевшись в деревянную стенку ещё здоровыми ногами. Как уже говорилось, и жизнь складывается у всех по-разному, и здоровье соответственно у всех разным бывает, а в пожилом возрасте редко, кто способен похвастаться молодецкой силой, что у юного Геракла.
Вот и Вячеслав Николаевич не имел никакого отношения ни к пресловутому Гераклу, ни к Пелопе или Пелопсе, победившем в гонке на колесницах жестокого царя Эномая, потому что тут его мать-природа обошла стороной, наградив каким-то недугом, от чего он еле-еле доходил до нужной ему остановки троллейбуса, и так же тяжело поднимался в пассажирский салон, чуть не руками занося по очереди каждую свою ногу на следующую ступеньку этого вида городского транспорта.
Так что, о какой он там прорабской деятельности думал, я даже не знаю, но, во всяком случае, мечтал, что бывает иногда полезно и даже для здоровья.
Мне же о своих будущих планах на жизнь он сообщил, когда однажды мы вместе с ним в одном купе поезда возвращались с работы домой. Вячеслав Николаевич жил тогда в Подмосковье, а я тоже чуть позже, его же молитвами, присоединился к нему, вернее к жизни вдали от столичной суеты.
***
Громыхающий поезд, за окном которого мелькали почти деревенские пейзажи, перемежающиеся с высотными домами и городскими супермаркетами, увозил нас всё дальше от Москвы, в сторону нашего теперь обоюдного места проживания. Коллега, преподаватель политологии, вот-вот доктор политических наук, профессор и будущий прораб внимательно рассматривал картины, что рисовала поздняя осень, уже давно сменившая жаркое лето, периодически что-то высматривал в своём планшете, аккуратно стоящем на его больных коленях. Потом снова выглядывал в окно, пытаясь увидеть то, что было не видимым для меня и для других пассажиров вечерней электрички, стилизованной под комфортабельный поезд. Снова что-то, куда-то нажимал в своём походном компьютере. Краем глаза я видел, как он тщательно выводил в поисковой строке главной интернет-странички полное название своего учебного заведения, в котором обучал студентов. Так ничего и не найдя, что хотел, Педрищев, неожиданно хитро прищурив один глаз, обратил свой взор на меня, а так как я уже считался его почти доверенным лицом, то решил доверить мне тайну всей своей жизни, сделав широкий жест рукой, взмахнув ею, словно крылом птица, он указал мне на что-то там за окном, что в тот момент мы проезжали на полной скорости уже разогнавшегося, разгорячённого поезда.