Опять присобравшись, но теперь уже не стоя, а сидя в кресле хлипкой конструкции, из которого можно было запросто вылететь, оказавшись рядом или под, такого же строения, столом, но для того, чтобы полностью войти в образ, речь ведь должна была идти о его молодых годах, когда он носил ещё ту фуражку, и для того, чтобы всё выглядело правдивее, не смотря на постоянное с сомнением произносившееся, больше для себя, для своей уверенности, что не соврал-таки слово «ты веришь»
Ты веришь, отблагодарил как-то меня посол Украины
Произнёс немолодой уже Саша, удачно обойдя шипящие, не спутав «ша» с «ща»
Ну, там рыбка-хирибка, горелка-харилка, в общем, еду я в часть, продолжил он. Прихожу, говорят, Михалыч генерал, икру мечет, тебя зовёт. Уже все знают, что ты на Украине был, ждут с горилкой. Хорошо, я часть припрятал, а Михалычу отнёс рыбу, которую могла испортиться
При этих своих словах про испорченную рыбку-хирибку, Николаеч незаметно глянул на Нику из-за своих пухлых мешков под глазами, от чего он всегда напоминал почему-то девушке рака, с желанием проверить её реакцию и понять, насколько может он быть откровенен в своих дальнейших рассказах с ней
Молодая женщина в этот момент, даже без учёта, что именно это повествование от отставного капитана, она не просто уже слышала, а знала даже наизусть, всё своё внимание сосредоточила на пицце, в которой, тыкая вилкой, пыталась найти то, что обещало меню, хоть один завалявшийся гриб, ну, хоть поганку, если не подосиновик, но у неё это вообще, не получалось, тем не менее, Николаечу показалось, что она с ним согласилась, ну, или более, менее благосклонно отнеслась к его желанию случайно покончить с генералом. И это было бы справедливо, ведь это его, Сашу, отблагодарили, почему он должен был делиться полученной благодарностью..?
Вздохнув, что пронесло, рассказчик понёсся дальше в густые дебри своих повествований:
А однажды Ястржембский напился у нас на приёме в посольстве Представляешь, добавил он, попутав видно, с «веришь». Я с ним потом после приёма ещё часа два говорил, пока он не выключился. Мы его домой отвезли. Как нас потом его жена благодарила, что ты! Даже письмо написала командиру части
При последовавших словах «ты, что не веришь?» Ника подняла голову, оторвав пристальный взгляд от тарелки, посмотрела в надутые мешки Николаеча, что почти полностью закрывали его карие глаза, и с сомнением произнесла:
Нет
Как так, нет!? возмущённо откликнулся не молодой, а сильно пожилой Саша и не успел добавить, я никогда не вру, вот те, крест, потому что девушка, глядя на вилку, на которой повис кусочек отварной картошки, твёрдо заявила:
Враньё! Это не гриб Тебе, как кажется?
И она поднесла кусок, вытащенный ею из грибной пиццы к носу Александра Николаевича.
А тот, подозрительно посмотрев на предмет, сильно напомнивший ему ту рыбку-хирибку, заучено произнёс свою культовую фразу:
Ты что не веришь?
И с удивительным напором и настойчивостью продолжил:
Не веришь, я нашёл документы одного депутата тут капитан в отставке всё же решил состорожничать и не стал называть фамилии известного высокого человека, и вот он приехал ко мне в часть, меня благодарить. Идёт три, веришь, три человека охраны и у каждого в руках по три пакета в каждой, итого 18 пакетов принесли! Сходу в уме подсчитал сидящий напротив за столиком кафе.
А там тут он даже мечтательно закатил глаза, которые не замедлили появиться из-за мешков, словно партизан, выглянувший из окопа, коньяк, сервелат дорогущий, рыбка Ну, и тут последний охранник ко мне подходит и конвертик мне передаёт а там опять, прозвучало «веришь», настолько сказочной оказалась озвученная им цифра 800 долларов. С гордостью, но почти шёпотом, закончил Николаеч, наверное, чтобы никто из посетителей этого кафетерия не услышал, о какой баснословной сумме шла речь.
Но тут, вспомнив шуршащий звук зелёных купюр, сравнив их номинальную стоимость с запахом дорогой колбасы и даже ощутив горячительный вкус вручённого ему алкоголя, прикинув в уме цену напитка, Николаеч тяжело вздохнул и добавил:
Эх, нет, лучше бы всё деньгами дал, там продуктов было тыщи, на две по обычаю прошепелявил он на букве «ща», которая прозвучала в этот момент, как «ша»