А я нашла.
Мой смысл тут быть.
Заочными свидетелями скольких драм мы стали Любовного расставания милого юноши, который писал историю их с ним половинки и выбросил в мусорный бак, приправив огнем (но мы успели, мы спасли). Развода родителей одного малыша, который рисовал об этом комикс (так себе каракули, но я пустила слезу). Поиска себя. Поиска пропавшего отца. Поиска счастья. Мы находили еще сборник анекдотов, цитаты из «Мальчика с кладбища» Нила Геймана с пометками. Потом я украла эту книгу, где, как, не помню, главное, что она очень мне понравилась и я почувствовала себя не такой уж несчастной. Правда, потом Елена эту книгу разорвала в клочья, сказав, что у меня больше не может быть друга, кроме нее. И это касается даже книги
Я пыталась писать сама. Ничего не вышло ручка не слушала мою призрачную руку. Видимо, вместе с жизнью я утратила способность создавать, да и вообще влиять на мир.
Как же я так хреново застряла.
Мы всегда будем вместе, как всегда, твердит Елена, тыкаясь в мое плечо:
Мы всегда будет подругами. Я всегда на этом моменте смиренно проглатывала тоску и еще долго пялилась на свои тапочки.
Но на этот раз, когда сестренка так делает, я отталкиваю ее, что есть силы, беру коробку с «никчемностями» под мышку и бегу. Мимо меня проносятся времена года и поколения, не то, что дома и люди. Может, я оказываюсь в иной эпохе, когда прячусь в высохшем колодце, закрывая за собой железной крышкой. Надеюсь, этот путь достаточен для того, чтобы Елена оставила меня в покое.
Я жмурюсь и представляю, что у меня есть дом, камин, на столе вкусный рождественский ужин, нарядная елка и снеговик с носом-морковкой за окном. Я представляю, зная, что эта мечта невозможная.
У меня никогда не будет счастливого детства. Хотя бы просто спокойного.
Я чувствую.
Ведь когда я открываю глаза, то оказывается, что никуда я не убежала. Все так же сижу на ступенях подъезда с бывшей коробкой из-под печенья на коленках. А рядом а рядом сестра.
И она с заботой вытирает с моего лица воображаемую слезинку. Если бы я умела плакать, то ни за что не показала слезы ей. Она же издевается надо мной, прикрываясь любовью.
Е ле на, слоги вылетают из меня и залетают обратно. Отпусти отпусти меня.
Не хочу, сестра добродушно пожимает плечами: Я же так люблю тебя.
И тяжелыми цепями, а не руками, она обнимает меня, стискивает, душит. Наверное, забыла, что я уже мертва, и с удовольствием сделала бы это во второй раз
Так.
Что?
Мне больно. Очень-очень больно. Я будто вновь чувствую, как трещат мои несуществующие кости, как застывает кровь и замирает сердце. Это знакомая боль, такую не забудешь. Смерть не забудешь.
Кто это со мной сделал?
Помнишь, у тебя появились новые подружки, когда мы перешли в новую школу? Елена не дает вырваться, гладит по голове и целует в макушку. Я свежевыловленная рыбка, глупая рыбка, которая самовольно проглотила крючок и бьется теперь, и рвет рот, но, несмотря на страдания, никогда не вернется в свой спокойный водный мир.
Да. Помню, я не слышу себя, но отвечаю. Как ей не ответить, если она хочет? Я очень хотела друзей. Но из-за тебя нас везде дразнили и выставляли на посмешище. Единственный раз в жизни мне повезло и сбылась моя мечта, и со мной стали общаться не потому, что от меня нужна была домашка, запасная ручка или взять в долг на обед в столовой, а потому, что я была кому-то интересной и даже родной.
Она тянет меня за волосы, улыбаясь во весь рот, трясет, трясет и бьет:
У тебя есть только я. Только я люблю тебя больше всех. Не смей предавать меня. Ты хочешь, чтобы мне было плохо?
Нет, я люблю тебя, сестренка, люблю, мне не нужен больше никто! я кричу, но шепотом. Потому что у меня больше нет голоса. У меня его украли. Как жаль, что я все поняла слишком поздно.
Как тебе не стыдно так поступать со мной Елена цокает языком: Но ты же моя сестренка. Мы должны мириться с недостатками близких и принимать их такими, какие они есть.
И отпускает меня. Но я больше не чувствую земли под ногами.
Да, конечно, говорю я ей, а она отворачивается и говорит о том, какая я плохая, но она готова это терпеть ради нашей дружбы. А я я смотрю на призрак сестры и понимаю, что та самая черта, за которую нельзя переходить, была давным-давно ею пройдена.
Я беру коробку с посланиями из реального мира и, скомкав их, проглатываю. Забываю о Елене, о своей наивности и вижу, как красивый, но такой же одинокий, юноша, сочиняет песню. У него в комнате гирлянды, плакаты с «Мельницей» и той-терьер на коленях. Он перебирает струны гитары и вкладывает в музыку всю свою душу.