Теперь Том застегивал пуговицы на рубашке с крупными цветами и расправлял коленки на широких тонких брюках. Это была одежда, которую он вчера забыл убрать в шкаф и, к тому же, это было всё, что уцелело после интервенции танка.
Запищала кофеварка. Эрни ополоснул под краном кружку с Обеликсом и вытер подоконник, пострадавший от пролитого кофе.
На бельевой верёвке, подвешенной к бревенчатой стене сруба над окном, висели выстиранные вчера нежно-розовые и лиловые распашонки, кофточки, штанишки, ползунки и две малиновые шапочки. Том бережно снимал вещи внучки, аккуратно расправляя их и как будто любуясь ими, и складывал в пакет, на котором были изображены два ангелочка, сидящих на качеле, сделанной из цветов.
Давай, я помогу с этим, а то твой кофе остывает. Предложил Эрни, но Том как будто не слышал его. Он застыл, влюбленно глядя на малиновую шапочку, которую он разглаживал руками уже минуты две.
Ещё с полминуты он рассматривал шапочку, держа ее на вытянутых руках перед собой и, наконец, убрал и её в пакет с ангелочками. Потом, так и не выпив кофе, снял с вешалки широкополую летнюю шляпу с приколотым к ней живым цветком (цветок уже увял и ронял измятые лепестки на куртки и ботинки, но Тома это ни капли не волновало). Прихватив под мышку пакет с ангелочками, он вышел на жаркую испанскую улочку, даже забыв привести в порядок свою всегда ухоженную бороду в её недрах до сих пор залегали «следы» взрыва, произошедшего на каком-то поле боя, с которого этим утром к ним неожиданно заехал танк, застряв в старом платяном шкафу.
Дом Тома представлял собой магический эксперимент по совмещению пространства: одна из дверей выходила в обычный подъезд обычного милого дома, построенного в обычном милом цивилизованном городе, другая его часть совмещалась с домиком, стоявшем на полянке огромного смешанного леса, а третья дверь выходила в испанский городок, в котором жила семья Тома.
Эрни, конечно, тоже был его семьёй Том усыновил его в прошлом году.
Том и Эрни породнились неспроста: оба они обладали редким даром они собирали и хранили сны, которые видели люди, хранили прямо в своей квартире.
Однажды Эрни по неосторожности провалился в туман магическую субстанцию, позволявшую им самим и их городской квартире находиться в нескольких местах одновременно.
Из окна, в которое каждое утро влетали сны, которые они с Томом «отлавливали», каждый день открывались самые разные виды, в зависимости от того, какого настроения свежие сны преобладали.
Но увидеть танк, субботним утром выехавший из старого платяного шкафа, сломавший кровать, сбивший карниз и простреливший крышу, Эрни, признаться, никак не ожидал.
Однако, проблема заключалась не в самом танке, и не в шкафе, который «сломался»: вещи, которые Том хранил в нем, вероятно, сейчас находились там, откуда приехал сам танк. И Эрни очень сомневался, что рубашки, костюмы, свитера, халаты и простыни благополучно пережили войну, на которой внезапно оказались. Конечно, всего этого «добра» будет не хватать Тому, который привыкал к вещам и носил их годами, а то и десятилетиями. Но это, всё же, поправимо.
Карниз он тоже как-нибудь починит и замаскирует занавес, отделявший пространство, в котором хранились сны, от жилой комнаты, как научил его Том.
А вот замаскировать трехмерный дом под обычную квартиру с неизвестно из какого времени и места взявшегося танком, застрявшем между кроватью и шкафом, увы, к приходу Нины не получится. А перенести встречу хотя бы на завтра тоже нельзя слишком много им нужно сделать. Да и оставлять ее одну на выходных не стоит: она и так не в себе после всего, что на себя взвалила. Была бы его воля, он забрал бы её у матери и уговорил бы Тома удочерить и её. Однако, увы, всё не так просто.
Что ж, нужно, хотя бы, постараться заделать дыру в крыше. Счастье, сегодня абсолютно ясный день, почти такой же теплый, как в испанском городке, в который отправился Том.
Начать, однако, нужно с карниза, а для этого нужно извлечь из кладовки с маленькой дверцей стремянку, миновав злополучный шкаф с массивным танком. Зато теперь не придется жаловаться, что нет времени на полноценные занятия физкультурой. Руки Эрни как будто загудели в предвкушении: конечно, он осознанно избрал главным делом своей жизни музыку, и всё свободное время посвящал игре на лютне, но он любил работать, простой труд был ему по душе, привычка работать руками, как будто сделала его тем, кем он являлся.