Мне?
Ну, а кому? Ты ж начальник, я так понимаю? С тебя и спрос. Вы уж его доставьте с комфортом. Не ближний-то путь. А потом еще и козочки из него все соки выпьют Ой, может, и зря его так задешево Всего-то за пузырь.
Нет. Похоже, самому мне с происходящим не разобраться.
Степаныч, оборачиваюсь к дежурящему со мной в паре патрульному, ты мне можешь русским языком объяснить, какого черта происходит?
А что тут непонятного? Наши бабы из поселка договорились с Дошираком, что тот им Яшку отдаст. Покрыть тамошних козочек. Зимой то туда не добраться. Вот и живут они натуральным хозяйством. Животину разводят, пчел А Яшка козел отличный.
Мать стопроцентная чешская пятилитовка! вставляет свои пять копеек Доширак, как будто мне о чем-то говорит эта информация. Да и отец с отличной молочной линией!
Так нам его нужно в поселок доставить? как дурак уточняю я. Нет, конечно, я понимаю, что на дальних хуторах живут сотрудники заповедника. И, наверное, это действительно входит в наши обязанности. Попробуй, разберись, как и что тут у них заведено.
Ага. По речке быстрей всего. В прошлый раз мы быка по воздуху на вертолете доставляли. Так у того от стресса, видать, ничего не вышло.
Смешно. Но делать нечего. Осторожно забираюсь в лодку. Гоша угрожающе косится на меня из-подо лба. И я начинаю переживать насчет его намерений. Ловлю себя на том, что широко улыбаюсь. Ну, какая же идиотская ситуация. И это моя жизнь теперь. Тени, если узнают, будут ржать надо мной до конца жизни. Ну, ведь какая байка! «Как я Гошу на случку возил»
Степаныч заводит мотор. Козел начинает метаться. Я придерживаю его за цепь, чтобы тот к чертям не перевернул нашу лодку. Денек погожий. И если эта тварь, наконец, успокоится, можно здорово кайфануть от незапланированной прогулки по озеру.
Слушай, Степаныч, все понятно. Но почему Доширак?
А ему если налить, он через три минуты уже готов будет, смеется мужик в усы. И я смеюсь тоже. Ну, ведь и правда смешно. Едем долго. По берегам такая красота, что дух захватывает. Я то по сторонам смотрю, то жмурюсь, подставляя лицо ласковому весеннему солнцу и хрустальным звонким брызгам воды. Не знаю, как козел, а я почти что счастлив. Хотя это козлу, а не мне, в поселке неплохо обломится.
Гляди! Степаныч тычет грязным, в машинном масле, пальцем в небо. Красную точку вертушки на фоне белых ледников в верховье я замечаю сразу.
Что он здесь забыл?
Степаныч пожимает плечами. И в этот самый момент наш диалог бесцеремонным образом прерывает Гоша.
Твою мать, шиплю я, убирая ногу подальше от горячей струи, с запозданием понимая, на кой ляд дно лодки застелили клеенкой. Вот такой, мать его, обоссанный, я и появляюсь в поселке. Еще из лодки я замечаю Робинсон Темекая, брошенный на пустыре в стороне.
Может, заболел кто? У Алевтины давление. Акай иной раз привозит к ней докторицу
«Ишь ты, какой заботливый. Ну, просто благодетель, мать его!» это первая мысль. А вторая «Неужели она тоже здесь?». Сердце предательски бахает в желудок. Прямо к двум наспех съеденным, запитым кофейной бурдой бутербродам.
Вытаскиваем лодку на берег. Гошка жмется к борту, будто и не козел. Приходится брать его на руки и вытаскивать вот так, как красну барышню. Спускаю козла на землю и натыкаюсь на её смеющийся взгляд. Еще секунду спустя замечаю и Акая. Тот стоит у Саны за спиной, покровительственно касаясь ее плеча своей лапой.
Вот уж кого не думал сегодня увидеть! его зычный голос эхом разносится по горам.
А я уж тем более, пожимаю протянутую руку. Надеюсь, этот полет согласован с администрацией заповедника?
Глаза Саны потрясенно расширяются. А вот Акай, напротив, сощуривается.
А если нет? Ты меня, что, оштрафуешь?
Ну, ты, это, начальник, не дури, толкает меня в бок Степаныч. И мне, наверное, нужно к нему прислушаться, но
Закон для всех один, Акай.
Глава 6
СанаОй, дура-а-ак! Ой, дура-а-ак! Мамочки
Не знаю, чего мне больше хочется. Встряхнуть Ису, чтобы его холеные удивительно белые зубы клацнули, или закрыть его своей спиной от гнева Акая. Меня он тронуть не посмеет, а вот из этого убогого ведь душу вытрясет, как пить дать.
Закон для всех один, Акай.
Что он хочет доказать? Кому? Господи
Хватка на моем плече крепнет. От страха на лбу проступает липкий холодный пот. Я с трудом гашу в себе желание упасть перед Акаем на колени и умолять не трогать этого дурачка. Пусть живет, ведь правда? Сердце заполошно стучит в груди, и этот звук отдает в уши протяжным гулом. В котором тонет раскатистый смех Акая