Девушка несколько раз подносила руку к шее, и, заметив это, мистер Маршдел встревожено спросил:
Флора, он порезал вашу шею? О, Господи, какая рана!
Из здесь две, подтвердила мать и поднесла светильник к ложу.
Все увидели на горле Флоры два небольших, но глубоких пореза вернее, два прокола в полутора дюймах друг от друга. Из ран сочилась кровь, стекавшая на ворот кружевной сорочки.
Чем он тебя? спросил Генри.
Не знаю, ответила девушка. Но я чувствую себя слабой, словно умираю от потери крови.
Ты не умрешь, милая Флора. Судя по пятнам на одежде и перине, кровотечение было сильным, но не таким уж и большим.
Внезапно мистер Маршдел оперся рукой на резное изголовье кровати и тихо застонал. Все повернулись к нему. Генри, стараясь скрыть волнение, спросил:
Вы что-то хотели сказать, мистер Маршдел? У вас появилась догадка, способная пролить свет на это странное нападение?
Нет, нет, никаких догадок, ответил Маршдел, усилием воли выходя из депрессии, в которую он впал. Мне нечего вам сказать. Но я думаю, что Флоре сейчас не помешало бы поспать если она, конечно, сможет.
Я не желаю спать! вскричала девушка. Я больше не отважусь спать одна.
Но ты не останешься одна, дорогая Флора, успокоил ее Генри. Я сяду рядом и буду присматривать за тобой.
Она взяла его руку в свои ладони, и слезы покатились по ее щекам.
Обещай мне, Генри, взмолилась Флора, что ты не оставишь меня одну даже за все дары небес.
Я обещаю.
Девушка мягко откинулась на подушки и с глубоким вздохом облегчения закрыла глаза.
Она слаба, произнес мистер Маршдел. Ее сон будет долгим.
Мне не дает покоя ваша реакция, сказал Генри. Я уверен, что ваше сердце терзают ужасные мысли.
Тише, тише, ответил мистер Маршдел, указав на Флору. Об этом позже. И не здесь.
Я понимаю, согласился Генри.
Пусть она спит.
Несколько минут в комнате стояла тишина. Флора погрузилась в глубокий сон. Молчание нарушил Джордж.
Мистер Маршдел, посмотрите на портрет.
Он указал на картину. Взглянув на нее, Маршдел опустился в кресло.
О, небеса! воскликнул он. Какое сходство!
Не могу поверить, прошептал потрясенный Генри. Те же глаза.
А контуры лица! И этот странный изгиб рта!
Точно! Точно!
Панель с картиной следует убрать отсюда. Если Флора проснется и увидит эти жуткие глаза, они могут пробудить в ее уме весь ужас пережитого события.
Неужели он так похож на злодея, проникшего сюда? спросила мать семейства.
Это одна и та же персона, ответил мистер Маршдел. Могу ли я на правах человека, прожившего в доме немалый срок, узнать, чей это портрет?
Сэра Мармадюка Баннерворта нашего предка, который в угоду своим порокам нанес огромный ущерб имуществу моей семьи.
Ах, так! Когда же это было?
Почти девяносто лет назад.
Девяносто лет? Это долгий срок.
Вы находите какую-то связь?
Нет, нет, ответил мистер Маршдел. Мне хотелось бы успокоить вас, но я боюсь
Чего?
Я должен вам кое-что сказать. Но только не здесь. Давайте обсудим это утром Да, лучше утром. Не сейчас.
Рассвет уже близок, согласился Генри. Я должен выполнить свое обещание. И я никуда не уйду из этой комнаты, пока Флора не проснется и не откроет глаза. Но было бы бессмысленно задерживать здесь остальных. Моей охраны будет вполне достаточно. Ступайте к себе и постарайтесь отдохнуть.
Я принесу вам пороховницу и пули, предложил мистер Маршдел. При желании вы сможете перезарядить эти пистолеты. Еще пару часов, и наступит день.
Его предложение было принято. Генри перезарядил пистолеты и положил их на стол у изголовья кровати, чтобы в случае необходимости воспользоваться ими без лишних промедлений. Убедившись, что Флора спит, все остальные покинули комнату.
Миссис Баннерворт ушла последней. Она хотела остаться, но Генри настоял на том, чтобы мать вернулась к себе в спальную и попыталась возобновить свой прерванный сон. Пожилая леди была настолько сломлена тревогой за здоровье Флоры, что даже не могла сопротивляться. Рыдая и качая головой, она отправилась в свои покои.
Ночная тишина окутала злосчастный особняк, и хотя, кроме Флоры, в нем никто не спал, дом погрузился в напряженное молчание. Тревожные предчувствия и мысли отгоняли сон. Покой в постели казался обидной насмешкой. Генри, терзаясь странными и горькими чувствами, с беспокойством вспоминал рассказ Флоры. Несмотря на глубокую задумчивость он не спускал с нее глаз. А она спала спала, как невинный ребенок, уставший от игр и забав.