Он же, кажется, сломан, отозвалась Линда, хлопотавшая у плиты. Планшет. Спроси у папы, он скажет.
Разрядился, вот и все, объяснил Сэм. Видишь? Надо в сеть включить, вот так.
Кухонная стойка ломилась от еды: Маргарет, секретарша Джона, принесла тарелку домашних пирожных «картошка» в прозрачной пленке, давние клиенты прислали жестянку макадамии и корзинку с инжирным вареньем ему самое место в чулане, будет пылиться рядом с прошлогодним. Тут же, в корзине, лимоны из сада в этом году уродились на славу. Куда же их девать? Хоть часть садовнику отдать, пускай забирает. Хлоя, устроившись на табуретке, вынимала из конвертов рождественские открытки, Зеро жался к ее ногам.
А это еще кто? Хлоя поднесла к глазам фотографию: трое веселых белобрысых мальчишек в джинсах и синих рубашках. Смахивают на сектантов.
Сыновья твоей двоюродной сестры. Джон забрал у нее фото. Дети Хейли, славные ребята.
Славные, кто бы спорил.
И умные к тому же. В гостях у них все трое вели себя хорошо, а младший визжал от смеха, когда Джон его кружил вниз головой.
Линда тогда умоляла, едва не плача: отпусти ребенка! Чуть что, сразу волнуется. Ему же нравится! уверял Джон. И был прав когда он поставил малыша на ноги, румяного, ошалевшего, тот попросил: еще!
Спустилась Саша лицо влажное, подбородок поблескивает, намазанный каким-то желтоватым лосьоном. Сонная, недовольная, в одежде с чужого плеча тренировочные штаны, толстовка с эмблемой колледжа, где училась Хлоя. С Сэмом Линда созванивается каждый день, с Хлоей тоже, и видятся они часто, а Саша не была дома с марта. Джон видел, Линда так и сияет рада, что дети здесь, под одной крышей.
Джон предложил: не пора ли выпить?
Все будут? Давайте белого.
Что будем слушать? Сэм ткнул пальцем в планшет: Мама? Выбирай песню.
Что-нибудь рождественское, попросила Хлоя. Найди рождественскую станцию.
Сэм будто не слышал.
Мама?
А мне нравился лазерный проигрыватель, сказала Линда. Я к нему привыкла.
А здесь у тебя будет и вся музыка с дисков, и много чего еще, нахваливал Сэм. Все что захочешь.
Да выбери уже что-нибудь и включи, поторопила Саша. Ради бога.
Взревела реклама.
Если оформишь подписку, пустился объяснять Сэм, никакой рекламы не будет.
Да ну, сказала Саша, не станут они с этим возиться.
Сэм надулся, убавил громкость и молча уткнулся в планшет. Линда сказала: мне нравится колонка, спасибо, что настроил, вон сколько места на кухне освободилось, а вот и ужин готов, выключаем музыку.
* * *Хлоя накрыла на стол: бумажные салфетки, матовые бокалы. Надо бы мастера вызвать, подумал Джон, что-то посудомойка барахлит плохо спускает, посуда не моется, а квасится в теплой воде с объедками. Линда во главе стола, дети на своих местах. Джон осушил бокал. С тех пор как Линда бросила пить на время, ради эксперимента, ему казалось, что он стал пить больше.
Саша выудила из миски листик салата и принялась жевать.
Погоди, остановил ее Джон.
А что?
Надо помолиться.
Саша скривилась.
Давайте я прочту, вызвался Сэм. И прикрыл глаза, склонил голову.
Джон поднял взгляд Саша что-то набирала в телефоне. Выхватить бы у нее эту штуку да растоптать, так ведь нет, надо держать себя в руках, а то Линда разозлится, все перессорятся. Как же легко все испортить! Джон долил себе вина, положил макарон. Хлоя то и дело лезла под стол, скармливала Зеро кусочки курицы-гриль.
Саша поковыряла вилкой макароны.
Там сыр? И, как назло, даже не попробовала, на тарелке у нее лежали только влажные листики салата и ошметки курицы. Она поднесла к носу стакан с водой: Чем-то воняет.
Линда округлила глаза.
Ну возьми другой.
Понюхай. Саша протянула Хлое свой стакан. Чуешь?
Возьми другой. Линда выхватила у нее стакан. Давай заменю.
Нет-нет, я сама, не надо.
Когда дети были маленькие, ужинали они сосисками или спагетти, детям наливали по стакану молока. Линда потягивала белое вино со льдом, Джон тоже сидел с бокалом, то прислушиваясь к общей беседе, то отключаясь. Дети ссорились, Хлоя пинала под столом Сэма, Саше все казалось, будто Сэм нарочно на нее дышит: «Мама, скажи Сэму, чтоб не дышал на меня. Скажи. Сэму. Хватит. На меня. Дышать». До чего же легко возникает завеса между ним и этими людьми, его близкими, он видит их будто сквозь уютный туман, черты их сглаживаются, так ему проще их любить.