Ее дыхание становилось все глубже — ему казалось, что она отдаляется.
Он сполна насладился последним глотком вина — счастливый, в полной тишине. Теперь он знал, что искать в пьянстве — не другое место, приносимое третьим стаканом, а настоящее первого, длящееся как можно дольше. Ему не нужно было опьянение долгих попоек, того, что разжигает страсти и заигрывает с вечностью — вне времени, вне самой жизни. Во хмелю у него была голова в облаках, но ногами он твердо стоял на земле. Он не призывал изо всех сил, как большинство алкоголиков, забвение, он хотел как раз обратного — приблизить мгновение и задержать его, как сегодня вечером в постели рядом с той, что заставляла биться его сердце. Он позволял себе жить настоящим, не спрашивая — было ли это ловушкой, не заставят ли его расплачиваться за это позднее. Наконец он понял очевидное, он начал мечтать о завтрашнем дне, когда бы главное начиналось с утра. Если ему удастся поймать эту очевидность, удержать ее ошметки, может, он сумеет держать на расстоянии свое ежедневное смятение. Если бы только он смог удержать до завтра эффект своей сладкой эйфории…
Если только.
Нелепая идея — слишком простая — пришла ему в голову. Не задумавшись, не снимая левой руки с груди Лорен, он взял с ночного столика бумагу и шариковую ручку с названием отеля. Он записал все, что пришло ему в голову, отложил листки, прижался лицом к затылку Лорен и уснул.
Когда он проснулся, ее уже не было рядом, он не удивился, только пытался ощутить ее запах на подушке. Внезапно он поднял голову, нащупал рукой на ночном столике блокнот и разобрал то, что написал накануне.
«Бери то, что Лорен дает тебе, и не пытайся узнать больше».
«Постарайся чистить обувь хотя бы раз в месяц».
«В документации В снова используй идею Сесиль по поводу IBM, переориентируй ее и заставь коммерсантов поверить, что они придумали это раньше всех».
«Слушая, как рокочет буря, не проявляясь по-настоящему, ты напрасно исковеркаешь свою жизнь в ожидании несчастья, которое никогда не произойдет».
Полное впечатление, что он нашел друга.
ТЬЕРИ БЛЕН
Никогда ему не было так страшно, как в то утро. Едва проснувшись, ему пришлось сражаться с приступами паники, пытаясь в собственных глазах сойти за бывалого парня, который принимает свои мечты за реальность, а свои желания — за руководство к действию. По дороге в клинику ему почти удалось себя в этом убедить. Приступ повторился, когда медсестра велела ему надеть эту чудную белую ночную рубашку, которая застегивается сзади, как смирительная. Ровно в восемь он вошел в приемную клиники, где через каждое слово его называли Вермереном. Потом его провели в комнату, где он, волнуясь, отвечал на вопросы женщины в белом, которая дала ему выпить какой-то порошок, чтобы он расслабился. У психиатров есть целый список больных, раздвоенных сознаний, они называют их сложными именами, и у данного случая тоже наверняка есть какое-то название. Если бы он только знал это волшебное слово, может быть, он попытался бы вылечиться, достаточно просто перейти из одного отделения клиники в другое. Родье дал ему последнюю возможность остановиться, почему бы Жюсту не поступить так же? Тот вошел, расщедрился на пару ничего не значащих приветствий и в тишине начертил несколько линий на лице пациента. Успокоительное начинало действовать, и даже если бы захотел, Блен не мог уже отказаться от своих слов. Плечи неожиданно осунулись, его била мелкая дрожь. По губам расползлась довольная улыбка, когда появились носилки. В палате он последний раз встретился взглядом с Жюстом, но это было уже не важно, словно сознание Блена медленно покидало его тело, чтобы соединиться с телом Вермерена.