Преданность
Какая изворотливость у конкурента?
Что означает культурное словцо,
против случайного с ним инцидента?
Что же на самом деле произошло?
Какое искусство, мы обожаем?
Музыку, краски, иль в рифму читаем,
когда природа её обнажает
и каждый раз побеждает?
Это не изящество и не учение.
Вовсе не мясо и не снаряжение,
но горькая щепотка боли и страха.
Это заставляет творить с размахом.
Вокруг неприятная молодежь,
в богоподобной гонке всюду лож,
пленяет молодых своей опекой,
устанавливая контроль над человеком.
Он до ушиба, и укуса до кости,
был знаком и с болью, и страхом,
научился разбираться и в злости,
тыкая во всё копьём безопасным.
Зуб и гвоздь устарели давно,
как средство защиты против врагов,
от поражений ощущаешь дерьмо,
но гений сделал стрелу и был таков.
Тщетным оказался камень и копье,
как старинный зуб и гвоздь.
Человек создан для почты и пальто,
пока не ощутит страх и боль.
Была безопасность для богатых
и какая-то опасность для бедных,
пока не изобрели порох и динамит,
которые разрушают даже гранит.
Шлем и броня забытые в прошлом,
вместе с мечом, стрелой и луком.
Ведь после взрыва рассеется дым,
а воины одинаково все снаряжены.
Когда убили десятки миллионов,
по воле сумасшедшего короля,
который был без страха и боли,
уставший от жизни в лице бунтаря.
В тот самый скорбный час,
он не вспоминал о прошлом.
Его зуб, камень, стрела, фугас,
его ум, думали лишь о тревожном.
Тиран от силы становится больной,
чья власть стала слишком большой,
уничтожает вокруг всё подряд,
используя собственный разряд.
Человек жив насущной нуждой
и убирает с пути весь блеф.
Дрожит от разных указов порой
и осуждает их гнев!
Граница арифметики
Мудрый и славный есть завет,
учиться с семи и более лет.
Богу известно, что учить в начале,
для противостояния врагу,
если пуля свистит на перевале,
плоть положи свою на траву.
Много тратим без сомнений.
Нужен счетчик для мозга и тела,
для убийственных намерений,
которые вершат наши злые дела.
Затем спросим у Юсуфзайши,
что случилось с нашими?
Драка на станции особого значения,
потом галоп по темному ущелью.
Две тысячи фунтов надо для обучения,
к джезайлу десять рупий за пулю.
Хвост Краммера, гордость эскадрона,
похож на кролика во время загона.
Евклид не писал эти формулы,
что в учебниках нам дают.
В пальто не увернуться от пули,
или от удара сабли в бою.
Ударяй и стреляй кто может,
шансов выжить почти нет.
Меч, украденный из лагеря,
покроет все расходы, точно.
Из долины Куррум негодяй,
ничего не знает о прошлом.
Но, будучи прозрев по-новому,
отбросит сообщников в сторону.
Склоны холмов кишат аборигенами.
Эсминцы доставляют нас по одному,
затрачивая много пара и времени.
Убивайте пуштун, там где они бегут,
они на мушке копья и нашей тетивы.
Дешевле, чем мы дорогие! Увы!
Ответ
В клочьях розу на дорожке сада,
увидел Бог и выразил досаду.
Это ветер внезапно и неспроста,
один стебель сорвал с её куста.
Бог правит солнцем, пылью, ветром,
узнал о горе розы и шептал об этом:
«Сестра, я сожалею, не грусти.
Что слышала, когда упали лепестки?
Роза ответила: «В тот злостный срок,
голос спросил: «Отец, почему упал цветок?
Верно у него самый тонкий стебель?»
«Сын, по воле Аллаха!» голос ответил.
Как дождь по газону, продолжая диалог,
розе ответил Всевышний Бог:
Сестра, когда из Тьмы появился Свет,
звезды увидели друг друга в след.
Время течёт в пространстве, ему Мы ставим задачу.
Ты должен упасть, а кто-то спросить, не иначе!»
Когда цветок весь засох до земли,
он умер, прожив свои невинные дни.
Тот, кто спросил, почему цветок завял,
молил Бога и спас его душу от Дьявола.
Расплата Асраила
Вот! Блудит корова по пустыне, потеряла телёнка,
в заплетённых, песчаных дюнах, по лабиринту тоски.
Она следует по запутанным следам, устала бурёнка.
Её душу и материнское сердце измотали пески.
Бесстрашно в село она идёт, её не пугают огни.
Она беспокоит табун лошадей, под светом тусклой Луны.
Носом мягко тычет в шатёр, где женщины спят одни,
затем вновь её тень исчезает за песочные холмы.
Обезумев, она идёт под гневный, собачий вой.
Прежде, чем люди крикнут: «Держи её»,
будто от мух отбиваясь, трясёт своей головой,
пока в сердце её не воткнут смертельное копьё.
Вот в этой куче мяса, когда-то жила душа,
она искала своё дитя, но только смерть нашла.
Люди, которым я Милость желал, уважали меня.
Не плачь, если будишь искать меня там, где твоя родня.
Стерегись края меча и слепящего блеска его острия,
склонив голову палачу, без пользы оборвёшь судьбу.
Из многих тысяч мужчин, мало кто так встречал меня,
но из тысячи женщин, пришла одна, минуя свою мольбу.
Страсть горела в обнажённой груди, любовь в глубине её глаз.
«Эй, слуга, оправдывай то, за что я в любви клялась!»
Торопись, делай, что хочешь со мной. Это и есть мой приказ.
Её глаза видели крылья мои, как вещь, не замечая сласть.
Но губы её продолжали взывать не того, кого она называла!
Мой меч нанёс удар и стряхнул её плоть на земную твердь,
как с платья дорожную пыль. Её душа в небеса взлетела.
Она удалялась от встречи с ним. Кто пандар её? Точно Смерть!