Александра Барвицкая - Гольяновская весна. Поэзия пробуждения в затворничестве стр 9.

Ночью первой Луны
ты готовишь глинтвейн
моего тела.
Ночью первой Луны
твоя Вена в моей вене 
выше небес взлетела.

Мужчина моей масти 
во всём  мастер.

В рецепте не допускаешь прорех:
сахарных рек блики
вливаешь в вино горячего русла,
натираешь мускатный орех,
добавляешь щепотку гвоздики 
звенящим вкусом.

Яркость корицы
свечой отражается в наших лицах.

Наполняешь бокал
до края,
едва прикасаясь губами.
Открывает флейта вокал
Рая,
и мы
с каждым глотком испаряемся выше и выше
от раза к разу.

Не тяни.
Не тяни, слышишь? 
Надо пить сразу.

твоя жена 
нежна.
неженка
твоя жена.
она же на
солнечном поле
рождена 
струящемся, вольном.

цветок 
не
искусственно
выращенный,
не куст  он
не вещь, не вый
а 
вью-
щий-
ся
маленький барвинок. 

у твоих ног.
у ступни.
и между..

не наступи,
не примни листочки.
обращайся с ним нежно.

очень

Мой император
Империи добрых дел
может позволить себе всё,
что бы ни захотел.
Может позволить себе лучших в мире женщин.
Но почему-то  едет не к ним, а всегда домой.
Топит газ. Быстрей! Не жалеет шин.
Спешит,
когда едет домой император мой.

Мой фараон
может позволить себе любые
новинки элитного автопрома.
Его мошна набита и золотом, и серебром.
В его гараже  выставка лучших авто.
Но почему-то  включает фары он
даже днём,
выжимая скорость на полную
и скашивая все углы острые,
летит поверх артерий-дорог  домой,
чтобы взять меня за руку и гулять только пешком
вдоль нашего континента-острова.

Мой властелин 
кузнец обычного счастья.
Он может позволить себе всё.
Пульс планеты он держит рукой.
Но почему-то  рвётся на части
сердце его,
переплавляясь в потоки встречного ветра,
если мы  далеко.
Если он от меня дальше одного миллиметра.

Мой президент
открывает двери
любых империй.
Августейшие принимают его на равных.
Но почему-то 
в перерыве между завтраком с королевой
Англии
и обедом
с послом Нидерландов,
он звонит мне,
и задыхаясь от нежности, говорит главное:
 Вымой скорее дождями нашу Москву.
Я уже еду.

Мой император сегодня устал. Очень.
Он отводил рукава атома в мирное русло.
Он может позволить себе фуа-гра, буйабес и лангустов.
Он может поужинать в премиум-общепит-точке.
Но я знаю точно:
что он сегодня хочет,
спеша домой.

 Да, император мой.
Я жарю
твою любимую картошечку.

1
Твой наполненный взгляд
течёт серебром
по моим клеткам. 
По всем кряду
Создана я  твоим ребром.
Живу  в клетке. 
Твоей.  Грудной. 
Камере семигранной.
Сплошной бессонною раной
дву-странной.
Встаю  рано.
Ложусь  рано.
Встаю и ложусь  по утрам. На
грани 
в миг соприкосновения лучами 
через километры границ-преград 
двух светил.
Я безумно скучаю
по этому взгляду,
когда ты вынужден
каждый день
уходить в верховные митинг-румы 
творить правильную историю мировую.

2
Я на Алтарь Серебра 
на Алтарь твоего-моего добра 
положила свою красоту.
Положила себя.
Затворилась от мира.
И от тебя.
И ровно семь я
провела месяцев на воде
и на чёрством хлебе.
Провела без воздуха, Солнца и без людей.
Я создавала 
Серебряным Словом 
Седьмое Небо.
Отправляла запрос в космический эфир:
 Любовь! Расти!
Своди воедино все человеческие мосты!

А в это же время  ты,
шёпотом вены правя моей рукой,
создавал для нашей живой планеты
божественный эликсир
мудрой и вечной молодости.