Игры на свежем воздухе продолжались до тех пор, пока лепешки гёзлеме* подрумянивались на сковороде. А когда повсюду начинал разноситься аромат терпкого свежезаваренного чая, к которому примешивался кислый запах сыра, разбавленный сливочной ноткой, их приглашали к завтраку.
Позавтракав, обитатели гостеприимного дома все вместе шли к морю. И пока дети плескались в морских волнах, взрослые что-то неустанно обсуждали на берегу, перемежая громкие разговоры весёлым смехом. Темы для пляжных бесед всегда находились новые и полностью занимали внимание взрослых.
Время в Ялове бежало незаметно для всех. Для всех, кроме Элиф, мысленно считающей дни до возвращения в Стамбул. Но даже ей иногда удавалось забыться, заразившись всеобщим весельем и каникулярным безделием.
Иногда она чувствовала на себе горячие взгляды Ахмета соседского парнишки. Она их замечала и в прошлом году, но тогда они просто сильно раздражали её. И она каждый раз при встрече с ним пыталась крикнуть ему что-нибудь грубое, отрывистое, чтобы он так больше не смотрел на неё. А этим летом, когда она успела полюбить Мехмета, на неё сошло доброжелательное, мягкосердное отношение к мальчикам. Да и обращённый на неё восторженный взгляд Ахмета невольно обнадеживал Элиф: она начинала верить, что её очень скоро обязательно полюбит и Мехмет! Ну, если её смог полюбить один мальчик, то почему бы и другому этого не сделать? А ещё влюбленный взгляд парня служил явным доказательством её привлекательности для мужчин, пускай и таких, нестоящих её внимания, как сам Ахмет.
И она позволила себе пару раз снисходительно тому улыбнуться. А юноша внезапно покраснел и глубоко задышал, чем окончательно развеселил Элиф.
Скоро осень. И в Ялове чувствуется её приближение по холодному ветерку, неожиданно появившемуся в дневное время и заставившему вздрогнуть, по перемежающимся тёплым и прохладным слоям морской воды, когда купаешься; по лёгкой желтизне, пробившейся в густой зелёной шевелюре деревьев и бегущей от центра ствола к окончаниям веток.
Пора в Стамбул! В Стамбул! В Стамбул! Стучит сердце Элиф, а мать и бабушка с нескрываемым восхищением смотрят на неё: как же выросла и похорошела за короткое лето Элиф! И когда успела маленькая девочка превратиться в статную молодую барышню? Неужели только за летние месяцы могла произойти такая метаморфоза?
«Это всё наш воздух, наполненный цветочными ароматами, да молочко козье, которое пили девочки по утрам, сотворили это чудо! смеётся бабушка. Ах, какая красавица! Глаз не оторвать от моей внучки!»
Элиф на всякий случай посмотрела на себя в зеркало что же такое с ней случилось? Но, взглянув, тут же подумала: «Странные они всё-таки. Я всегда была красивой. Неужели они только сегодня это заметили?»
И невдомёк ей, что помимо красоты, которая у нее, разумеется, была, появились в её фигуре статность да округлость, в блестящих синих глазах особая манящая нега, и даже завиток её выгоревших за лето пшеничных волос теперь ниспадал на грудь по-другому, с особым значением, прикрывая, но и обращая внимание, вызывая желание прикоснуться, хотя бы только для того, чтобы убрать его, чтобы он не мешал
И когда Элиф и Мехмет совершенно случайно встретились в сентябре, не в лавке у его отца, а под тем же платаном, Мехмет сразу не узнал когда-то упавшее к его ногам незрелое яблочко, вдруг превратившееся в сочный фрукт, ароматный и смущавший своей яркой ранней спелостью.
Почему-то в этот раз при встрече с Мехметом смутившаяся Элиф только и смогла произнести, что «Здравствуйте». Возможно, вышло это из-за полной неожиданности случившегося.
Мехмет, быстро поднявший на неё глаза, удивлённо вскинул брови, от чего его мужественное лицо стало вдруг мальчишеским, и это преображение так развеселило Элиф, что она тут же перестала смущаться:
Не узнали? Это я, Элиф!
А-а-а, протянул Мехмет, пытаясь что-то припомнить.
И через секунду добавил:
Ты та девчушка, которая сначала падает с веток, а потом превращается в эстета, придирчиво выбирающего вазу в лавке моего отца?
Хорошая у вас память, похвалила Элиф, но тут же опять смутилась: волна неизвестного ей доселе трепета и странного волнения накрыла её.
А потом ей пришлось и глаза отвести так пристально и внимательно смотрел на неё Мехмет.
Почувствовав её неловкость, он, наконец, и сам отвёл взгляд: его тоже что-то смущало в новой Элиф. Это что-то заставляло его сердце биться чаще, и ему хотелось прижать её к себе, чтобы вдохнуть разлившийся по её телу медовый запах, будто только он мог унять его сердечное волнение, внезапно приключившееся с ним. Почему ему казалось, что запах именно медовый, Мехмет и сам не знал. Но стала Элиф какой-то сладостно-манящей, и это открытие напугало его.