Заметив на это, что наружность бывает обманчива, я повторил прежние свои слова, что расспрашивать Шамиля не стану ни о чем, сколько из опасения лишиться этого самого доверия, столько же и для того, чтобы не обеспокоить его и не сделаться ему в тягость.
Тогда Хаджио сказал: Если так, то позвольте же мне говорить об этом. Мне тоже хочется выказать чем-нибудь мою благодарность за все, что я получил и что видел; когда приеду домой, вы скоро услышите о том, что я буду говорить; но я хочу исполнить это теперь, не выезжая из России. К тому же, я буду говорить с вами через Грамова, о котором и я и Имам, наверное, знаем, что он передаст наши слова без ошибки, и именно в том смысле, как мы желаем. Но прежде я должен вас предупредить, что если вы получите от ваших начальников позволение спросить Имама о чем-нибудь касающемся Кавказа, или сами издумаете это сделать, то сделайте это теперь, когда Исай (Грамов) еще здесь; а в особенности, когда приедет Казы-Магомет: это человек умный, и имеет большое влияние на отца, который, по случаю сведающий его печали, не всегда может сразу выразить свои мысли безошибочно (действительно, в последние два дня, до появления в гостинице органа, Шамиль в разговорах часто перемешивал в рассеянности один предмет с другим, посторонним разговору, и вообще, что называется, заговаривался); между тем Казы-Магомет знает кавказские дела и Кавказский народ не хуже Имама, с тою только разницей, что голова у него, как у человека молодого, свежее, чем у отца, хотя не такая светлая. С отъездом же Исая, я не думаю, чтобы Шамиль, а тем менее Казы-Магомет, были бы очень откровенны с новым переводчиком; если это и случится, то разве через долгое время.
Окончив эту речь, Хаджио снова попросил позволения «говорить». Сохраняя равнодушный вид, я исполнил его желание. Вот сущность его рассказа:
За все время Имамства Шамиля, в целом крае, признававшем его власть, лучшим наибом считался Тилитлинский наиб Кибит-Магома, в заведывании которого Шамиль отдал семь других наибств Дагестана, соседних с Тилитлем. Кибит-Магома пользовался большою популярностью за свою ученость, храбрость, а главное, за справедливость управления, во время которого народ чувствовал себя совершенно довольным, и начал уже забывать значение слова «взятка», так хорошо знакомого во всех других наибствах. Шамиль видел действия Кибит-Магома, сознавал всю огромность влияния его на страну и чувствовал, что в критическом случае, это влияние может подорвать его собственный кредит. Но признавая Кибит-Магома человеком чрезвычайно умным, а главное управляющим своим краем безошибочно и с полным знанием дела, он оказывал ему высокое уважение, простиравшееся даже до того, что когда Имам получил в 1856 году неопровержимые доказательства сношений Кибит-Магома с Русскими через ген.-м. Агалар-хана Казикумухского, то вместо смертной казни, которой подлежал виновный и на основании правил Корана и по требованию общественного мнения, Шамиль, призвав Кибит-Магома к себе в Дарго, сказал ему: «у меня есть ясные доказательства твоей измены. Народ знает про нее, и требует твоей смерти. Но я, уважая твой ум, твою ученость и престарелые лета (он двумя годами моложе имама, но дряхлее его), а главное, хорошее управление краем, не хочу исполнить волю народа, в благодарность за твои услуги ему. Вместо того, оставайся у меня в Дарго: я сам буду наблюдать за тобою; а в последствии, когда народ успокоится, а ты заслужишь полное прощение, я отправлю тебя на прежнее место».
С тех пор, Кибит-Магома постоянно жил в Дарго, до самого взятия Веденя. После же этого события, он отправился вместе с Шамилем в Ичичали, где последний начал строить укрепление, чтобы привлечь войска наши в эту сторону, на основании того, оправданного долголетним опытом, расчета, что Русские не могут удержаться, чтобы не положить много народа там, где Шамиль производил хоть какие-нибудь инженерные работы. Вместе с тем Шамиль думал отдалить часть своего падения, в скором наступлении которого он не обманывал себя. Но вскоре, заметив, что Русские отряды на обращают на его укрепление ни малейшего внимания, а вместо того охватывают его с трех сторон,
Шамиль почувствовал, что оставаясь в Ичичали одною минутой долее, он скорее приблизит свой час, нежели отдалит его; и поэтому бросил Ичичали и направился к Гунибу, приказав Кибит-Магома ехать в ближайшую к Ичичали деревню, и дожидаться там развязки последней экспедиции, в конце которой стояло путешествие в Калугу.