А что ж они не отправили погоню за странником тем, бабушка?
А к чему, внученька? Не он так другой найдется. Но если есть в сердце свет и ничего не сможет сделать с тобой никакой молвящий кривду. Спи, лапушко
Ведарка сладко зевнула и уснула. И снился ей сон радостный, в котором бегала она со звонким смехом за страхом своим, а тот убегал и становился все меньше и меньше, пока вообще не растаял
Чудо расчудесное
Бабушка, расскажешь сказку?
Конечно, внученька!
А можно такую в которой чудеса расчудесные?
Каждая сказка с чудесами, на то она и сказка. Но хорошо выберу для тебя самую расчудесную. А ты закрывай глазки да слушай
давно это было
Бабушка, а почему все расчудесное было давным-давно? А сейчас существуют сказки да чудеса?
Конечно, лапушкачудеса всегда рядом с нами, вот только замечаем ли мы их?
Ладно, ладно, не буду мешать тебекак там? Произошло это в те давние времена
Правильно, Ведаркапроизошло это в те давние времена, когда берега были молочные, да берега кисельные
И жили люди беззаботно, да стало со временем скучно им и чудеса, ранее которым радовались они, казались тусклыми, и мечтать потихоньку перестали они. А что мечтать-то? И так все хорошо: хочешь молока сходи к реке, да зачерпни побольше, хочешь ягоду лесную зайди в лес, а там видано их невидано. И солнце каждое утро встает на восходе, и поля их урожайные, что порой не хватало места, чтоб убрать его в закрома. И все у них были правильно да расчетливо, и ни на что лишнее не отвлекали они время своё драгоценное.
Вот только жила одна девочка в те времена
А как звали её, бабушка Мираслава?
Да не все ли равно, Ведарка? Ты слушай, не торопись, а там и имя узнаешь
и была она такой же торопыгой, как и ты: все хотелось успеть, везде поспеть, всем помочь. И смеялись над ней другие ребятишки порой: и зачем тратить время на дела разные, пока они еще не вырасли? Придет время, и будут они вместе со взрослыми хлеба сеять да убирать, а пока можно веселиться да играть беззаботно. Да еще вздумалось ей цветы разводить да не у себя под окнами, как некоторые их матери делали, а на лугу поливать их, колышками огораживать, чтоб кто-либо ненароком не наступил на них. Подумаешь они же цветы луговые, сами вырастут, а если какой и погибнет не беда, будет другой. И рвать их не разрешала. Не раз доставалось от нее мальчишкам за озорство их, когда хотели нарвать букеты цветов луговых не для дела, а забавы ради.
Но пришла нежданно-негаданно беда в те края заболела первая красавица, и ни одна знахарка не смогла вылечить её. Чахла с каждым днём она, и никто не ведал причины того. Уже и редко стала та красавица на свет божий выходить, всё в светлице своей просиживала. Весть о болезни красавицы разнесла по всей округе, и многие предлагали свои снадобья, и не отказывалась красавица от помощи, да только не помогали они.
Захотелось и девочке той помочь девушке добра была та ко всем, и любили её все за нрав кроткий, а не только за красу лица её.
Вот только как не знала она. Неведомы были ей еще секреты знахарства все, по годам не вышла она для познания их. Да и что секреты, если, даже зная их, не смогла вылечить красавицу ни одна травница?
Пришла однажды девочка к цветам своим, что на лугу росли, за которыми она ухаживала, водицей ключевой поливала да уберегала от напастей разных. Солнце клонилось уже к горизонту, и хоть и знала девочка, что нельзя голову преклонять к земле в часы такие, чтоб ненароком не уснуть, но не смогла справиться она со внезапной сонливостью. И снилось ей, что ожили цветы её, и понимала язык она их. А разговаривали цветы как раз о том, как спасти красавицу. И выходило, что могли спасти её цветы луговые, вот только для этого сорвать их надо было, да принести в светлицу красавицы, чтоб вдохнула она аромат их, и выздоровеет сразу же. Сколько спала девочка неведомо, вот только когда открыла глаза она, то стемнело уже. Вспомнила она сон свой, взглянула на цветы свои и стало жалко их. Они, как обычно, не закрылись на ночь, а стояли, как будто ожидая, что девочка сорвет их. И светились они, и аромат их был невиданный.
И не знала девочка что делать ей: и красавицу спасти надо было, но ценой гибели цветов её. И почудилось ей, что слышит шепот она цветов своих, как будто подбадривают они её, чтоб рвала она их без жалости на дело благое.