Главное, Илассиа бесконечно любила его, и он теперь убедился, что за этой любовью не крылись никакие расчеты, вызванные его громким именем и не менее громкими титулами. Будь он просто «профессор Джеджидд», она всё равно прилетела бы ради него с Виссеваны.
Я не была уверена, что он столь же страстно влюблен, однако мой учитель всегда умел скрывать свои чувства. Императорский этикет, гордость, замкнутость, нежелание демонстрировать слабость сквозь такой многослойный покров крайне трудно пробиться извне. К тому же он терпеть не может, когда им пытаются манипулировать. Но никто бы его не заставил обручиться с Илассиа, если бы между ними в какой-то момент не возникло то, что по-уйлоански именуется возвышенным выражением «сюон-вэй-сюон»: двойное кольцо взаимного избранничества, которое невозможно ни снять, ни порвать. Он с восхищением и благодарностью признал ее право остаться с ним навсегда, а она его вечную власть над собой. «Только он» и «только она» это чувство почти зримо сияло, звенело и трепетало над ними в воздухе, наполняя весь дом предвкушением счастья и радости.
Между мной и учителем тоже существовало «сюон-вэй-сюон». Мы оба об этом знали. Не будь мы из разных миров, неизвестно, чем бы это закончилось. Однако ни в те годы, когда я была подопечной принца Ульвена, ни теперь, когда рядом с нами находились Карл и Илассиа, никакой моралист и ревнивец ни к чему придраться не мог бы. Мы всегда использовали учтивое «вы», я избегала обращаться к нему по имени (либо «профессор», либо «учитель»), мы по-прежнему чтили устав Колледжа космолингвистики и не прикасались друг к другу, он настаивал на соблюдении в его доме правил старинного уйлоанского этикета, запрещавших нам беседовать наедине. Нашим близким и родственникам оставалось смириться с тем, что я присутствую в жизни учителя и никуда из нее не денусь, как и он в моей. Наша связь навсегда, только ей суждено витать где-то в космосе. А в реальном мире мы вправе любить других. Я Карла, Ульвен Илассиа.
Карлу я, разумеется, пересказала наш с Ульвеном предсмертный, как нам думалось, разговор, не записанный на диктофон. О вечности, о пророчестве алуэсс, об открывшемся мне ясном видении пресловутого двойного кольца, о таинственных вейнах, существующих, якобы, за горизонтом событий, и о полном слиянии душ при освобождении от материи.
Как хотел бы я пережить с тобой нечто подобное, вздохнул Карл.
А разве мы это не пережили?..
Когда?
Ну, привет! Ты забыл, как искал меня во Вселенной? Все были убеждены, что челнок взорвался на старте, и нас больше нет, а ты упорно не верил с чего бы?
Я чувствовал, ты еще дышишь и ждешь, что я отыщу тебя. Я знал, что ты есть.
Вот! Это оно!
Двойное кольцо?
Конечно. Знак бесконечности.
Или SOS, которое ты до последнего мне посылала.
«Сюон-вэй-сюон» Да, чем-то похоже на SOS.
Или гравитационная петля, в которую вас захватили, чтоб вытащить.
Мой космический ангел-хранитель
Моя чокнутая валькирия с кольцом нибелунга на пальчике
Твои нибелунги понятия не имели, что Вселенной правит любовь.
У них, видно, было неправильное кольцо.
А у нас будет правильное!
Несмотря на такие страсти, свадьба откладывалась до полного моего исцеления и до окончания колледжа. Приходилось усердно трудиться. С утра пораньше я старалась написать очередную порцию текста магистерской. Потом мы завтракали и ехали на тренировку. После физических упражнений прогулка, обед и необходимый отдых. Затем мы с учителем, устроившись в малой гостиной, обсуждали написанное, я правила или совсем переделывала он одобрял, и я двигалась дальше. Вечером все приятно общались: Иссоа пела, Карл подыгрывал ей на скрипке а я наверху корпела над следующим разделом своего научного опуса.
В колледж я не ходила. На последнем курсе посещение занятий не обязательно. Полагалось, правда, сдать еще пару экзаменов, но по ходатайству профессора Уиссхаиньщща, куратора Тиатары от Межгалактического альянса, меня от них освободили. В качестве практики межпланетных переговоров мне засчитали сиронскую экспедицию, в том числе очную встречу с диктатором Калински. Никто из моих однокурсников похвастаться таким боевым опытом не мог, всем прочим устраивали абсолютно мирные сеансы связи с Виссеванским университетом или с научной колонией на Сулете.
Карлу тоже нашлось, чем заняться. Они с отцом теперь вместе работали в космопорте. Барон Максимилиан Александр по-прежнему руководил расписанием рейсов и контролировал работу диспетчеров, а Карл курировал челноки, сновавшие между космопортом и орбитальной платформой. Примерно на таком челноке мы с Ульвеном едва не погибли. Для Карла-Макса эта машинка была чуть сложнее обычного флаера. Он считал свою нынешнюю наземную деятельность совершенно рутинной, но она была необходима для практики и для заработка. Платили за это прилично. А деньги требовались немалые, и не только для нашей будущей семейной жизни.