Придумаю что-нибудь, заверил он старшину. Главное, чтобы Вы жене моей позвонили и сказали
А Вы нам потом претензий не предъявите за необоснованное задержание? все тем же безразличным тоном перебил полицейский.
Нет, что Вы! Ни в коем случае, замотал головой Платон и добавил: Ну и конечно, я понимаю, что эта услуга платная. Три тысячи рублей.
Он специально назвал сумму меньшую, чем та, которой располагал, чтобы оставалось поле для торгов. Но таковых не последовало: старшина пожал плечами и посмотрел на своего напарника, который подошел ближе и стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Второй патрульный выглядел, как карикатурная противоположность Стечкина: невысокий, круглолицый, щекастый, а его форменная кепка была не натянута на макушку, а залихватски сдвинута на затылок, открывая прилипшие к покрытому складками лбу потные светлые волосы. Он поправил висящий на животе автомат, улыбнулся как-то уж слишком широко, так, что поднявшиеся вверх пухлые щеки превратили глаза в веселые щелочки, и сказал:
Какие проблемы, Игорь, давай поможем гражданину! толстяк весело подмигнул Платону, а потом быстро взглянул на старшину. Тот кивнул. Платону почему-то сделалось не по себе, и он было подумал, что идея напроситься на задержание была не слишком удачной, но пухлолицый полицейский уже по-приятельски приобнял его и повел в сторону патрульного автомобиля.
Я за руль, бросил на ходу Стечкин и открыл водительскую дверь.
Ну, а мы с гражданином сзади сядем, да? Нет возражений?
Толстый патрульный стоял рядом с раскрытой задней дверцей, глядя на Платона и улыбаясь с пугающим радушием. Платон огляделся. В прозрачной ночной темноте равнодушно проносились машины, двигались редкие пешеходы, похожие на тени от волшебного фонаря; светились вывески круглосуточных магазинов; светофор на перекрестке проспектов тревожно подмигивал желтым; с натужным воем куда-то пронесся запоздавший троллейбус с пустым и темным салоном; меж рваных туч выглядывал выпученный круглый глаз, будто в грязной небесной воде проплывала неспешно над миром исполинская рыба. Платон еще раз посмотрел вокруг, на размеренную, как дыхание спящего человека, жизнь ночного города, вспомнил про неотвеченные звонки и непрочитанные сообщения на телефоне сейчас счет был уже 34 и 10 решительно шагнул вперед и сел в автомобиль. Полицейский тут же втиснулся за ним следом, захлопнул дверцу, Стечкин завел двигатель, и машина тронулась с места.
В салоне было тепло, душно и пахло мужчинами, проводящими круглые сутки в одежде и злоупотребляющими поддельным парфюмом; к этому запаху примешивались ароматы грубой кожи, оружейной смазки и рвоты. Колени Платона уперлись в спинки двух передних сидений; с правого бока к нему привалился грузный патрульный, короткий ствол автомата с раструбом на конце больно уперся меж ребер. Платон заерзал, отодвигаясь.
Не бойся, осклабился во весь рот толстяк. Он на предохранителе.
Но автомат все-таки чуть-чуть отодвинул, хотя ствол по-прежнему был направлен Платону прямо в бок. Спокойствия это не добавляло. Где-то в мозгу вспыхнула и погасла красная тревожная лампочка.
Стечкин молча вел автомобиль, равнодушно игнорируя сигналы редких светофоров и только посматривая влево и вправо, когда пролетал через пустынные перекрестки. Платон сидел выпрямившись, с напряженной спиной, и смотрел на дорогу; бедро толстого полицейского прижималось к его ноге, и от этой почти интимной близости Платон ощущал неловкость и беспокойство. Некоторое время они ехали в тишине. Потом толстяк завозился, закряхтел, с трудом повернувшись к Платону, снова заулыбался, как кашалот, и произнес:
Тебя как звать-то? А то со старшиной ты познакомился, а со мной нет.
Платон, подумав, сказал Платон.
Ни фига себе! загоготал полицейский. Игорь, ты слышал, его Платон зовут!
Сидящий за рулем Стечкин только что-то пробурчал сквозь зубы.
Ну и ну! продолжал радостно удивляться толстяк. Вот так имячко! Что, дразнили тебя в школе?
Не особо, ответил Платон. С каждой секундой ему становилось все неуютнее.
Да ладно, наверняка дразнили, продолжал развивать мысль патрульный. У нас в классе Федот учился, так мы над ним как только не издевались, а тут Платон
Он покачал головой.
А я сержант Макаров, будем знакомы, и протянул Платону руку.
Очень приятно, сквозь зубы пробормотал тот и пожал влажную пухлую ладонь.