Да что ж вы, ироды столишные, творите-то?! всплеснула руками. Извести удумали спозаранку?!
А в ответ тишина. По сторонам поглазела, да толку нет темно ведь.
И чего? Так и будем стоять? испросила, уперев руки в боки.
Ишь какая боевая, прокудахтал кто-то противным голоском откуда-то сбоку.
Я резво повернулась, а нет и там никого. Не видать, да чую, что нет.
Это она на словах только боевая, а толку-то с тех слов, донеслось с другой стороны. Брехливых девок завались, да ведьмы среди них не водятся.
А ты морду свою покаж, я те поведаю, кто здесь брехливый, взбеленилась я и рукава рубахи вверх потянула, чтобы кровякой не заляпать.
Знаю я таких петухов, они только и могут что кукарекать, а как до дела дойдёт, так в кусты. У нас в слободе тоже такие водятся, так я их на раз на место ставила. Ведьмина сила тут без нужды, и так по роже надаю.
Ты смотри-смотри, Дар, она тебя бить собралась, принялся гоготать первый.
Ой, Сил, боюсь, заржал второй.
А она-то не боится, первый.
Не порядок, второй.
И как завоет всё, как закружится. Белые тени вкруг заметались, холодом могильным повеяло. У меня руки и опустились. Страх обуял, зуб на зуб не попадает. Села, сжалась вся и заревела. Домой хочу, к матушке.
И вдруг слышу, плачет кто-то рядышком совсем. Голову от колен подняла и вижу малец стоит, не старше Яськи моего, коленки в кровь изодраны, ручонка одна плетью висит, а второй он сопли по мордашке размазывает и ревёт. Глазищи большие, страха полные.
Бросилась к нему, обняла, к себе прижала, а сама коршуном по сторонам гляжу.
Вы что, ироды, творите?! Пацана не трожте! выкрикнула в темноту.
А ты помешай, загоготал голос постылый в ответ.
И на нас сразу две тени белые понеслись. Я мальца собой прикрыла, руки вперёд выставила и заорала, что мочи есть. Чего ору? От страха ли, али для устрашения сама не уразумела. Но тени шагах в пяти от нас будто на преграду какую наткнулись, завизжали поросями, заохали и разлетелись ошмётками в стороны.
Тут же и свет вспыхнул, я ослепла сперва, попятилась. Натолкнулась на стену спиной, присела и принялась глаза тереть. А рядом кто-то заголосил, запричитал и заохал.
Да как же так?!
Не может такого быть!
Невозможно!
Причитали какие-то тётки и бабки. Я принялась оглядываться, ища пацана пораненного, а его и нет. Стою в светёлке, стену подпираю, а на меня глазеет толпа ведьм. Растерянные все такие, с укором да опаской на меня глядят.
Матушка Евдора, не к добру это, покачала головой одна ведьма молодая.
Не сладить нам с ней, поддакнула ей другая, совсем сухонькая старушонка.
Это неслыханно! Сам магистр Матфий этих фантомов создавал, и они нам не один год служили, а тут такое! всплеснула руками ведьма статная в летах.
Цыц, сороки, тихо проговорила Евдора. Девочка сама напугана, а вы развели базар.
И что мы с ней делать-то будем? подала голос ещё одна ведьма.
Весения прошла проверку, ведьма в ней сильна, спокойно изрекла матушка Евдора. Кто-нибудь хочет взять её в послушницы?
Да как же её взять-то? Какая сила? вопросила старушонка дряхлая.
Я к себе не возьму, боевых качеств она не проявила, заявила одна из ведьм, грозная такая, со шрамом на щеке.
И к целительству у неё предрасположенности нет, покачала головой другая, худенькая и бледная тётка годов сорока.
Силы земные она не призывала, не моя послушница, ещё одна ведьма.
И воздушных сил я в ней не вижу, высказалась следующая.
Дальше они снова заговорили все разом. И вся их болтовня к одному сводилась нет у меня ни воздушной силы, ни огненной, ни ментальной (кто бы ведал, что это такое?), ни созидательной (тоже зверь неведомый), ни временной, ни светлой, ни тёмной, и вообще никакой.
Таринья, тебе слово, перебила гомон Евдора.
Уж не знаю, что это была за сила, да только не щит это был. Не защитница она, сложив руки за спиной покачала головой пожилая ведьма с жуткими светло-серыми, почти белыми глазами.
Ясно. Идите, завтрак скоро закончится, не будем лишний раз пугать послушниц отклонением от графика, махнула рукой матушка Евдора.
И ведьмы потянулись к двери, возле которой я и жалась к стенке. Все такие осерчалые, брови насупили, на меня с укоризной поглядывают. Длинными подолами чёрных платьев пол подмели и вымелись вон. А я осталась, неприкаянная, никому не угодившая и ни к чему не пригодная.