Гы..гы! басисто загыгыкал он, без всякого страха глядя в морду пса. Полы сюртука задрались наверх и широченный зад выпирал наружу, туго натягивая штаны-арбузы в белую и зелёную полосу.
Басмач-хозяин, видавший всякое, остолбенел, глядя на два огромных арбуза гостя. Он уже знал, что произойдёт сейчас. Рта хозяин раскрыть не успел, чтобы предупредить.
В два стремительных прыжка, пёс оказался у головы гыгыкающего мужика. Без всякого шума и лая пёс тут же своей головой приподнял голову мужика и широкой пастью, намертво вцепился в густую бороду рядом с кадыком, начал медленно валить его набок. Это была привычная для пса работа, когда необходима мокрая прививка, он таким приёмом всех валил в своём стаде.
Мужик хрипел, тужился, но не валился. Пёс с большим опытом работы недоумевал: «Странный козёл попался? То на двух копытах стоит, то на четырёх? И не блеет как все, упрямый, и тяжёлый какой?». Он быстро переместил челюсти ещё ближе к горлу и ещё сильнее стиснул их, на случай, если козёл начнёт продолжать сопротивляться. Упрямая «козлиная» туша в девять пудов начала неуклюже заваливаться на зелёную траву. Хмель и дух веселья, пребывающие в мужике, быстро испарялись. Тревожные сигналы опасности, так и застучали в трезвеющую голову.
«Эдак бороду с кадыком выдерет окаянный и не подавится», оставив попытку к сопротивлению, трезво рассудил мужик и покорно завалился набок.
Два глаза смотрели в упор друг на друга. Выпученный на орбиту в красных прожилках мужицкий глаз, почти тёрся о при- щуренный карий глаз кобеля. Пёс смотрел в вытаращенное око поверженного и соображал: «Сейчас придушу слегка, помочу и потащу в стадо этого наглеца. Одним козлом больше станет. Пятым будет!»
Тем временем, пришедший в себя, мужик быстро вертел глазом, и тоже, что-то соображал. Он с большой опаской, втянув пузо, чтобы не коснуться рукой зверя, осторожно сунул правую руку за пазуху и вытащил крепко зажатое в кулаке нечто полукруглое, похожее на лошадиную подкову. Эту подкову он тут же ткнул в самый нос сопевшего пса.
Резкий аромат подковы смешался с чистым воздухом и шибанул в морду так, что Бердыя унесло на восемь лет назад. Унесло прямо в старый сарай, где он с собачьей сворой, когда-то впервые отведал плова, принесённого его дружком. Вкус и запах его, он запомнил на всю жизнь.
Этот же, незнакомый ему, запах был совсем другим, ещё крепче и вонючее. Пёс одурел! Слюни обильно потекли из щёк плотно сжатых челюстей прямо на бороду подмятого под ним мужика, который, не переставая, тыкал и тыкал ему в морду подкову, сводящую с ума.
Великое искушение овладело кобелём. Соблазн был таков, что мучительно долго выбирать пути было невозможно либо обоссать этого дерзкого, старого козла и поволочь его в стадо, либо вцепиться в эту искусительницу, которая не переставая тёрлась о его нос, доводя до полного одурения.
И пёс поддался искушению, не в силах устоять перед волшебным ароматом этой подковы, обладателем которой был лежащий, упрямый козёл. Продолжать нюхать дурманящий запах больше не оставалось сил. Пёс молниеносно раскрыл страшные челюсти, отпустив бороду, и в туже секунду вцепился в искусительницу, которая сломалась возле самого мужицкого кулака.
Дух сломанной подковы проник в пасть пса и ещё сильнее одурманил его голову. Он напрочь забыл, что и кто под ним лежит, он был там, в том сарае, а рядом его дружок с принесённым на себе угощеньем.
А тем временем бородатый, почуяв свободу, прятал зажатую в кулаке вторую половину ароматной, домашней колбасы. Кобель опустился на землю и зажал колбасу между лап. Он обгрызал её мелкими кусочками, точно так, как восемь лет назад, вытаскивал из шерсти своего дружка рисинки и мелкие бараньи кусочки мяса. Он смаковал, наслаждаясь воспоминаниями своего щенячьего детства. Сегодня для него был второй самый счастливый день в его уже немолодой собачьей жизни.
Мужик уже сидел, примяв высокую траву своим широким арбузным задом, смотрел в безоблачное голубое небо, крестился и громко благодарил Всевышнего:
Господя! Уберёг мя от сатаны в волосьях псиных, бороду и мякоть членов, сберёг мя от окаянного! Господя! И сохранил в целости плоть задых моих и порты в полосу не драны мя! И живёхонек раб твой в зелёной травке пребывая, скотина шерстяная рядом оную пожирает те! Благодарствую тя, что ума дал православному, усмирити дьявола колбаскою домашнею, надоумил мя в края далёки взяти ея, нечисть усмиряти окаянную. Поглядь вниз! Жрёть супостат, и всё крошевом-крошевом окаянный. В праздной трапезе пребывает, бес кудлатый! Аки петушка сахарного лобызает, харя клыкастая!