Никого из потерпевших он, разумеется, раньше в глаза не видел. Какие-то странные ребята: одеты простенько, дешево, но в лицах даже после смерти осталось нечто такое... несовместимое ни с ландшафтом, ни с грязными сапогами - не говоря уже о быстром и бесславном конце. Никакого оружия при убитых не нашли.
- Доставьте сюда задержанного, - вдруг сказал Дудин, сам для себя неожиданно. Светлые идеи редко приходили в его служивую голову. - Черного. Если жив.
Потом он долго ждал, пока привезут Цогоева. Нехорошее предчувствие постепенно превращалось в уверенность. Мысль, конечно, была ценной, да только что он будет делать, если окажется прав?
И он-таки оказался прав: Цогоев - вернее, то, что раньше им называлось, - немедленно узнало в мертвецах недавних рабочих. А потому, узнав, оно - то, что раньше, как подмечено, являлось Цогоевым, - подлежало освобождению. Во всяком случае, по данному делу. Под подписку. Дудин взглянул на руки черного и понял, что тот не сможет ничего подписать. Чтобы держать ручку, нужны как минимум пальцы.
Покуда он гадал, под каким соусом отпустить кавказца, ситуация осложнилась. Дудин получил приказ немедленно вернуться к месту взрывного происшествия. Пришлось все бросить, садиться в машину и ехать обратно. В полной растерянности лейтенант вышел из газика, поднялся на третий этаж.
- Добрались все-таки, - сплюнул он сухо, без слюны.
На пороге собственной квартиры лежал Вова-Волнорез, одетый для выхода в свет. Пиджак, корочки, цепи, перстни. Разбившиеся при падении "котлы". Кулаки сжаты, пальцы не разведены - значит, застали врасплох. И горло перерезано.
- Под самым носом, - застонал Дудин, прикрывая глазами рукой. - О-о, что теперь начнется...
Он невольно каламбурил, поминая нос, анатомически близкий к горлу, хотя в виду имел совсем другое, в совокупности своей носа не имеющее.
* * *
Топорище привел задыхавшегося Будтова в незнакомый подвал, где оба решили отсидеться. То и дело басили толстые, кишечные трубы; откуда-то капало, пару раз пробегали крысы. Захария Фролыч, обессилевший, сидел прямо на холодном каменном полу, привалившись к огромному ржавому вентилю. Нащупав "льдинку", он свернул ей голову и начал было пить, но, поперхнувшись, вспомнил о своем избавителе и протянул ополовиненный пузырек Топорищу.
- Давай-давай, - буркнул Топорище, ведя себя все более загадочно. Не в его правилах было отказываться от угощения - к тому же заслуженного. Может, сюда заявятся, - объяснил он свой отказ Будтову, который оправился достаточно, чтобы удивиться. - Будем отбиваться, надо держаться в форме.
Захария Фролыч, слабо проклиная себя за слабую же волю, допил до дна. Ну и что, что товарищ отказался? Сейчас не выпил - выпил бы потом. Со стороны Захарии Фролыча - обыкновенное свинство, черная неблагодарность.
- Ты где так махаться выучился? - спросил он вежливо, хотя в действительности, при сложившихся обстоятельствах и ощущениях, истоки боевого мастерства представляли для него второстепенный интерес.
- В десанте, - осклабился Топорище. - Вишь - осталось, не пропало... Я и не так могу.
Будтов помолчал.
- Что же ты... - начал он осторожно и не стал продолжать. Всякое бывает, зачем лезть человеку в душу.
- Срок дали за хулиганку, - объяснил Топорище. - За злостную. Два года как от хозяина. Уменье, говорю, не пропало, а жисть пропала...
- Да, не зарекайся, - вздохнул Будтов. Помолчал, выказывая сочувствие и понимание.
- А, наплевать, - и Топорище высморкался в пальцы. Стряхнув выделение, он заявил: - Давай, земеля, подумаем, как дальше быть.
- Надо переждать, - ответил Захария Фролыч. Ничего другого ему в голову не приходило.
- А потом?
Будтов беспомощно усмехнулся и развел руками.
- Потом... Ты ж их положил?
- А то как же.
- Ну, и все...