Янки, не отрывая взгляда от дороги, пожал плечами:
Ну, а что я тут, Лёха? Пыль же. А с дороги съезжать нунах!
Оба пассажира синхронно кивнули насчёт минной опасности все были в курсе, как и о том, что пятерых из семи двухсотых в Конторе за прошлый месяц дали именно подрывы. У Кота, собственно, подходила к концу первая командировка, большого желания ехать в отпуск в цинке не было, так что бурчал он скорее из принципа.
Ещё немного, и машина выскочила на небольшую площадку в полусотне метров от гребня. Ехать дальше, если ты не большой начальник, категорически не рекомендовалось пехота, в отличие от артиллеристов, философского отношения к облакам пыли пока не выработала, и чересчур лихому водителю могли просто-напросто набить морду.
Оставив транспорт (и Янки вместе с ним) на площадке, пассажиры поднялись чуть выше, к гребню. Антон, на горе ещё не бывавший, с любопытством закрутил головой.
Средней обустроенности позиции особого интереса не вызвали что он, позиций не видал, что ли? От привычных по донецким степям эти отличались разве что заметным доминированием объёма насыпанного над выкопанным, но, с учётом специфики грунта, ничего удивительного.
Куда интереснее открывающийся с высоты вид на окрестности. Шарьин забрался на бруствер с некоторой опаской, но, увидев с полдюжины раздевшихся до трусов пехотинцев, загорающих на обращённом к «да́ишам», как здесь говорили, склоне, расслабился и стал всматриваться в даль.
Каменистый откос довольно круто спускается к пыльной равнине, тянущейся на несколько километров до следующего хребта. По равнине проходит грунтовка и разбросаны несколько строений, но движение отсутствует, а вот домикам явно прилетало, и не раз.
За равниной идёт другая горная цепь, вроде бы пониже ихней, а в её разрывах виднеются ещё какие-то вершины, отстоящие совсем уж далеко.
С арты? Новенький? один из «пляжников» заметил незнакомую физиономию. Антон невольно обратил внимание на его забавную расцветку тёмно-коричневые руки и шея, на фоне которых бросались в глаза ярко-красные, цвета варёного рака торс и ноги.
Ага. кивнул Шарьин. Духов позиции не видно отсюда?
Пехотинец ткнул пальцем в сторону далёких гор:
Там, на высотах, типа вот этой. он показал вокруг. Тут же тоже духи раньше были, когда мы Малый завод брали. Внизу ездят иногда, но больше по ночам.
Сюда не лезут?
Здесь нет, а вон там пробуют иногда. собеседник кивнул вправо, где по «ихней» гряде словно кто-то несколько раз рубанул гигантским топором. По нам только шмаляют иногда.
Из чего? заинтересовался Антон. Раз уж попал в артиллерию, надо знать, как у противника обстоят дела в этом вопросе.
В основном из ЗУшек. пехотинец вдруг потянулся в сторону и поднял с земли металлический конус с желтоватым ободком. Вот, на, сувенир.
Шарьин взвесил в руке оказавшуюся неожиданно тяжёлой железку. На поверхности снаряда были заметны следы нарезов. Он присмотрелся какие-то странные загогулины, то ли арабский, то ли иврит, непонятно. В общем, явно не с советских складов.
пару раз тяжёлое что-то прилетало, из-за гор. А так выскочат, лупанут раза три, и тикать, пока ответкой не накрыло. У нас же тут ваши корректировщики сидят, наводят. Но пока вы прочухаетесь, духи уже сваливают.
Последняя фраза прозвучала с отчётливыми критическими нотками, но Антону было лень вступаться за честь мундира, тем более что артиллеристом он сам являлся без году неделя, а в бытность пехотинцем скепсис собеседника в отношении «богов войны» вполне разделял. Вместо этого, он перевёл разговор в практическую плоскость:
Бывает. Слушай, не подскажешь, Морлока как найти? Друган мой. Невысокий такой, крепкий.
Красно-коричневый пехотинец задумался, но тут к разговору подключился один из его компаньонов по принятию солнечных ванн, жилистый парень с длинным тонким носом.
Это молодой который? С крайней партией приехал?
На взгляд Антона, спрашивающему самому было лет двадцать пять, в то время как Грише двадцать девять, ну да тут явно имелся в виду не возраст.
Ага.
Пехотинец хмыкнул:
Так это ж Маасква, гранатомётчик который, типа. Ты тоже маасквич, что ли?
Любовь провинциалов к столичным обитателям, коей армия славилась ещё в застойные времена, успешно прошла через развал прошлой версии советской власти и уверенно намеревалась пережить её текущую реинкарнацию.