Мучаясь без сна по пять-шесть ночей в неделю, переходящих в будни страдальца, Татьков не представлял, как долго он сможет терпеть подобное испытание. Очень часть ему грезилась скорая погибель и иногда эта мысль несла с собой утешение и покой, «отмучаюсь, не иначе!». Но бывало, что мысль о небытие тревожила душу сидящего, ввергая того в непроглядные пучины паники. Не дотянет, понимал Леха, вздыхая сквозь слезы, «не дотяну!».
Так пробегали дни, в этих мыслях проползали недели, и вот позади остались долгие три месяца, после чего Лехе должно было «полегчать немного», как обещал ему сосед через койку.
Не полегчало. Татьков приобрел круги под глазами и сильно потерял в весе, то, что для других было «хатой», домом для него так и не стало. И более того, с каждым днем становилось все хуже днем он теперь практически не разговаривал, отвечал однозначно, да и то лишь изредка, по необходимости, зато долгими ночами он часто беседовал сам с собой, представляя напротив себя невидимого собеседника из числа тех людей, которых знал в прошлой жизни. В жизни до тюрьмы. О чем бы не велись эти беседы, Леха всегда пробуждался в слезах.
Везение пришло к нему неожиданно, спасение проглянуло оттуда, откуда он совершенно не ожидал его увидеть. Дело было в следующем, будучи в третий раз за неделю ночным дежурным по мытью коридоров, исключительно по собственной инициативе, Татьков как-то ночью встретил начальника тюрьмы Ларионова. Не часто такое случалось, но иногда положение обязывало Анатолия Дмитриевича совершать ночные обходы во вверенной ему трудовой-исправительной колонии строгого режима, где имел величайшее несчастье отматывать свой срок горемыка-Татьков. Дело было в Перелёшино, что по началу вызвало бурный смех у Татьковских сокамерников, «Леший в Перелешино». Впрочем, Татьков и не знал названия места, где героически отбывал свое наказание. Слышал на суде, но не вдаваясь в подробности, «какая разница, где стоит его шконка?».
Трудишься? этот вопрос несомненно был адресован именно Татькову, за неимением в столь поздний час иных работающих единиц.
Так-точно, товарищ начальник, тружусь! попытался выдавить улыбку Леха.
Да не начальник, палач
Над этими словами Леха еще толком не успел задуматься, как начальник тюрьмы продолжил говорить непонятное.
Напомни, Татьков, сколько лет тебе дали в целом?
Восемь лет, товарищ начальник!
Восемь, задумчиво взвесил Ларионов и досадно поморщился, да не называй меня так «товарищ начальник», не на построении же!
Виноват, Анатолий Дмитриевич, буду учитывать!
«Виноват», снова передразнил его начальник колонии, и многозначительно протянул, в о с е м ь а напомни-ка, как долго ты уже здесь отбываешь наказание?
Месяц? Два? Три? Леха на помнил.
Почти-что три месяца, Толь, ответил за него кто-то из сопровождающих офицеров колонии.
Почти-что три месяца, снова повторил чужие слова начальник тюрьмы и переглянулся с ответившим офицером, оба понимали неизбежное погибнет при попытке сбежать, или повесится.
Ну вот что, Татьков, есть варианты получше! Ты про исправительные колонии, состоящие при химкомбинатах и тому подобное слыхал? У меня есть к тебе деловое предложение. Такое дело тут, значится Скажем так, у тебя есть возможность перебраться отсюда в другое место. Работа тяжелая, врать не стану, но и условия отбывания, там соответствующие деревня для заключенных или общежитие закрытого типа я не знаю, но в любом случае, на тюрьму уже меньше похоже. Есть такой закрытый город в России про Фрунзинск-19 слыхал? Там на ночь в камерах не запирают, а днем работа на открытом воздухе. Есть, правда определенный риск, ну а куда ж без него, за все хорошее в этой жизни приходится расплачиваться. В общем, если такие условия по тебе, утром жду у себя в кабинете приходи, в бумагах распишешься.
Следующие две недели прошли как в тумане в такую удачу Алексей Татьков поверить не мог. Но ожидания его не обманули, этап действительно состоялся, только о конечном пункте назначения ему заранее никто не сообщал. Окно вагона покрывали трещины и толстые стальные прутья, о станциях, мимо которых проезжал поезд, можно было только догадываться. Хрипловатый динамик вагонного радио крутил по кругу сорок две песни и монотонный стук колес вносил больше разнообразия, чем эта унылая, пресноватая музыка. Отзвучали «городские цветы» и Татьков перевел взгляд на соседа напротив, широкоплечий бородач в очередной раз притопывал свою любимую, «что те надо» топ, «что надо» топ, но в глазах соседа эмоций не было. За окном медленно пробегали макушки сосен, а над ними проплывала луна.