«Вечерний Петербург», невинным голоском пропела она. Елена Вернер, корреспондент. Я могу задать вашему сиятельству несколько вопросов?
Вот ведь зараза.
Боюсь, что нет, сударыня, улыбнулся я. Мы очень спешим. Прошу меня извинить.
Но как же, ваше сиятельство Лена будто бы случайно заступила мне дорогу. Нашим читателям не терпится узнать имя вашей очаровательной спутницы. Вы собираетесь представить ее семье и друзьям в качестве своей подруги?
В голосе Лены плескалось столько яда, что хватило бы утопить голубя. Имя спутницы было, разумеется, прекрасно известно и читателям, и уж тем более той, кто на днях сдал в редакцию целую статью. Весь этот спектакль разыгрывался исключительно с одной целью. Побольнее ткнуть Настасью, в очередной раз напомнив ей: знай свое место, крепостная.
Мы с его сиятельством деловые партнеры. Не думаю, что подобное стоит непременно доносить до почтенного Александра Константиновича.
Ну будь мои руки частично заняты, я бы, пожалуй, поаплодировал Настасье. Она не только не стушевалась и не сорвалась, но и подыскала ответ, лучше которого я бы не придумал и сам. Но и Лена не собиралась сдаваться: тут же развернулась, нацелила фотоаппарат и бесцеремонно щелкнула вспышкой Настасье прямо в лицо.
На лестничной площадке перед большим залом тут же стало теплее. Градуса на два или три.
Вы представитесь, сударыня? В руках Лены появился блокнот. Расскажете, как и где познакомились с князем Горчаковым? Правда ли, что раньше
Терпеть подобное, разумеется, было попросту нельзя. Покрепче взяв Настасью под локоть, я решительно шагнул к двери и Лене пришлось отступить.
Прошу прощения, с нажимом произнес я. Нас уже ждут. Позвольте пройти, сударыня.
Лена убралась с дороги, лишь напоследок удостоив меня презрительным взглядом. Вздумай она продолжать перегибать палку я бы, пожалуй, попросил хозяев вывести ее вон.
И вряд ли бы мне отказали в такой милости.
Что это за девица, благородие? недовольно поинтересовалась Настасья, когда мы отошли на несколько шагов.
Да так Я неопределенно пожал плечами. Репортерша.
Чикса какая-то. А как смотрела на тебя волосы бы ей повыдергивала.
Я промолчал. Настасья вряд ли могла встречать Лену и до нее уж точно не дошли бы слухи, даже если бы таковые имелись. Но чуйка не подвела.
Вроде в первый раз ее вижу, благородие. А она мне уже не нра
Тихо! Я остановился, стискивая Настасьины пальцы. Что это?
Похоже, сработало чутье Одаренного. Когда я замер, вслушиваясь в многоголосый шелест дворца, доносившийся и с лестницы, и из зала, ничего особенного еще не происходило.
И только потом загрохотали выстрелы.
Глава 3
Без особых раздумий, я тут же метнулся в сторону, утягивая Настасью за собой. Когда еще ничего не понятно нет ничего хуже, чем стоять в дверном проеме, который на раз простреливается со всех сторон.
Впрочем, даже такой маневр не слишком-то облегчал жизнь: судя по шуму, стреляли и где-то внизу, на первом этаже и прямо в зале, в дальнем конце. Через несколько мгновений к хлопкам и винтовочной трескотне присоединились и другие звуки: в ход пошла убойная магия.
На мероприятии у Юсуповых собралось достаточно старых и могучих Одаренных. Их суммарной силы вполне хватило бы превратить в тлеющие головешки весь центр Питера. Андрей Георгиевич не зря говорил, что против боевого мага пятого класса и выше любое оружие превращается в беспомощную игрушку.
Кто-то имел глупость полезть с винтовками и пистолетами на целую толпу Одаренных аристократов, и несчастных безумцев уже должны были смять, уничтожить, развеять в пепел или нарезать в капусту за считанные мгновения но не смяли.
И я, кажется, уже догадывался почему.
Что там такое, благородие? Настасья дернулась в моих руках. Стреляют?!
Ага. Еще как, проговорил я. Тихо!
Я понятия не имел, что творится, но уже сообразил, что все это явно не случайность, а тщательно спланированная операция. Выстрелы в зале почти стихли зато их тут же сменили крики и топот ног. Толпа в две-три сотни человек из столичной знати предпочла отступить и буквально превратилась в стадо. Мимо нас мчались кавалеры и дамы в роскошных платьях. Кто-то кричал, падал, поднимался а кто-то оставался лежать, заливая кровью роскошный паркет. Озверевшие от ужаса люди без стеснения топтали раненых, толкались, мешая друг другу, но и тех, кто все-таки успевал выбраться на лестницу, похоже, ждала незавидная участь: на первом этаже трескотня выстрелов только усилилась. Кто-то закусился очень крепко, и ни одни не собирались уступать.