Как будто я становился кем-то с ним.
Снова хотелось плакать, но я просто завернулся в одеяло как в саван, закрыл глаза и постарался не думать о тюрьме и о пузырьке с таблетками, оставшимся на тумбочке.
Роберт обожал вспоминать, как подобрал меня, словно я был брошенной собакой. Он гладил меня по голове, зарывался пальцами в волосы и
Сытость тебе к лицу, услышал я его голос так отчётливо, словно он прозвучал в пустой комнате на самом деле. Но не вздумай растолстеть, иначе я перестану тебя рисовать.
Он считал, что толстяков надо морить голодом, а если отказываются сажать в тюрьму, чтобы они не нарушали эстетику города.
***
Несмотря на восемнадцатичасовой сон ночью, я снова задремал, а проснулся от шума внизу. Осторожно спустившись по лестнице, я остановился на нижних ступенях и прислушался к мешанине детских звонких голосов, среди которых время от времени можно было различить ровный тембр доктора.
Дети наперебой выкрикивали названия, и через пару минут я понял они вспоминают, что именно уже расцвело, проснулось и развелось в окрестностях. Цветы, травы, бабочки, мелкие животные и прочее.
Да-да, всё так! наконец, прервал поток доктор. У нас с вами осталось пять минут, и он сделал паузу, за это время я покажу вам нечто замечательное. Идите сюда, поближе
Двигались стулья, шуршала одежда, раздавались восклицания «подвинься» и «я тоже хочу посмотреть». А потом: «Здорово!» «Большая!»
Кто вспомнит название?
После минутных шушуканий и шепотков раздался выкрик:
Голубянка арион!
Точно, Джек! Молодец!
Дети снова зашумели, доктор пожелал им хорошего вечера, раздал напутствия кому что сказать родителям, кому отнести какие лекарства. Напоследок попросил:
Джек, не окажешь мне небольшую услугу? Нужно передать эти документы старшему констеблю Райли.
Джек охотно сообщил, что всё сделает, и, насколько я знал нравы мальчишек, не остался без вознаграждения в виде мелкой монетки.
Дети уходили, я видел их в маленьком коридоре. Когда комната опустела, я вышел. Доктор стирал записи на доске, потом отложил тряпку и принялся расставлять стулья.
Вы немного разминулись с классом, Нил, улыбнулся доктор, когда я покашливанием привлёк его внимание.
Да, я слышал. Что вы им показывали?
Бабочку. Желаете взглянуть?
Я кивнул, и доктор поманил меня к столу, где в небольшой коробке, приколотая к белой подушечке, лежала, распластав крылья, серо-голубая бабочка. По бокам крыльев у неё шла размытая чёрная кайма.
Голубянка арион, сказал я. Вы их ловите?
Время от времени, кивнул доктор. Знаете, когда брожу по этим болотам с сачком, чувствую себя доктором Стэплтоном. Вы читали «Собаку Баскервилей»?
Он вроде был злодеем.
А кто сказал, что я не воображаю себя также и владельцем адской собаки, когда прыгаю с кочки на кочку?
Доктор рассмеялся, и я тоже улыбнулся ему. Чудак.
Впрочем, сомневаюсь, что Стэплтон был настоящим энтомологом, сказал доктор, закрывая голубянку прозрачной крышкой, во всяком случае, циклопидис, которую он якобы едва не поймал, в наших краях точно не водится.
А где водится?
По большей части в Южной Америке. Не поможете мне, Нил?
Без особого желания я собрал со стола детские рисунки, сложил их в стопу и посмотрел на верхний кривые каракули, но в них можно было угадать попытку изобразить цветы. В семь я рисовал лучше.
Я не учу их рисованию, словно угадав мои мысли, сказал доктор и забрал рисунки, поскольку сам едва ли сумею изобразить ровный домик. Но мне важно, чтобы они привыкли обращать внимание на мир вокруг. И, смотрите, он повернул в мою сторону рисунок, Эни увидела ландыши и поняла, насколько они прекрасны. И подписала название на латыни.
Зачем вы с ними занимаетесь? спросил я, следуя за доктором на кухню. Неужели хорошо платят?
Доктор рассмеялся:
Что вы! Я не беру денег за уроки. Считайте это моим хобби. Чистой воды эгоизм, конечно. Вокруг слишком мало людей, способных поговорить о бабочках и цветах. Разочаровавшись во взрослых, я решил воспитывать собеседников сам. Вы садитесь, я пожарю гренок.
Добренький какой.
Я молча уселся на прежнее место, скрестил ноги в лодыжках, сложил руки на груди и принялся наблюдать, как доктор надевает фартук, моет руки, спокойно, без суеты режет белый хлеб, обмакивает кусочки в смесь яйца и молока и выкладывает на сковороду. Зашипело, запахло так, что рот наполнился слюной.