Из ванны я вылез, только когда вода остыла. Даже не стал как следует ополаскиваться, просто вытащил пробку и вышел, ещё больше заливая пол. В шкафу, правда, нашлась стопка чистых белых полотенец. Я взял сразу два, завернулся в них и побрёл, шаркая ногами, в комнату.
Наврал доктор про скромные условия. Нормальная комната оказалась: кровать, накрытая шерстяным одеялом, аккуратная такая, с вытащенной наверх белой подушкой, платяной шкаф, тумбочка, ночник. В углу маленький стол со стулом, под ним ночной горшок. Занавески на окнах. Сдавай он такую в Лондоне получал бы фунтов по шесть в неделю.
Я скинул полотенца кучей на пол, откинул покрывало и понял, что кровать застелена чистым бельём. И нашёл грелку. Сначала хотел было выкинуть её прочь что за стариковские фокусы, а потом обнял двумя руками, прижимая к груди, съёжился в комок под одеялом и замер.
К чёрту Роберта.
Вернусь в Лондон первым делом куплю себе костюм от Джона Стивена. И новые «Левисы». Роберт запрещал мне даже смотреть в сторону модной одежды, которую называл дешёвой дрянью требовал, чтобы я вечно носил прямые брюки и рубашки. Говорил, мне так больше идёт. Отстригу волосы. Нарочно. Буду слушать «Роллингов» вместо навязших на зубах Орфа и Вагнера.
А слёзы всё лились, мочили наволочку.
***
Доктор обнаружился на нижнем этаже, в маленькой кухне, у плиты. Он стоял, повязав нелепый клетчатый фартук, и жарил сосиски. Меня затошнило от запаха, но живот тут же скрутило еды в нём не было уже давно.
Как вы себя чувствуете, Нил? спросил доктор, не оборачиваясь. Как спалось?
Отвратительно мне спалось. Не помню.
Нормально.
Садитесь за стол, уверен, вы не откажетесь от завтрака.
Угадал, чёрт его возьми. Это единственное, от чего я никогда не отказывался. Не важно, какая дрянь находилась у меня в крови, не важно, что горло пережимало тошнотой, я не мог отказаться от еды слишком остро помнил, каково это, когда её нет.
Кухня была, на глаз, около восьми ярдов. Было легко понять, что доктор готовит сам, причём часто. У Роберта в лондонской квартире на кухне были только мойка и стойка для посуды. А у доктора тут и плита на четыре конфорки, и электрический чайник, и тостер, и расставленные по полкам всевозможные баночки с крупами и специями, и ящики со сковородками и кастрюлями.
Сосиски пахли так, что кружилась голова.
Я сел за квадратный стол, чистый как в операционной, доктор положил передо мной тканевую салфетку и поставил поверх неё тарелку с тремя дымящимися сосисками, горой фасоли, яичницей и дольками помидора. Рядом вилку, нож. Я накинулся на еду.
Роберт бы тут же выдал подзатыльник он ненавидел, когда за столом спешат. Но Роберта здесь не было (нигде больше), а на доктора, я решил, плевать.
Сосиски обжигали рот, но были отчаянно вкусными. Фасоль и яйца, тёплые, но не горячие, шли отлично. Только очистив тарелку, я поднял глаза на доктора тот едва ли справился с четвертью своей порции за это время. Он аккуратно пользовался приборами, медленно жевал, и я нарочно встретился с ним взглядом. Подумал: «Давай, срази меня нотациями».
Он произнёс, отложив нож и вилку:
Вы проспали восемнадцать часов, вижу, это пошло вам на пользу.
Восемнадцать?
Сейчас десять утра двадцать пятого апреля. Старший констебль Райли уже заходил, я пообещал, что сразу после завтрака мы с вами посетим участок, и вы дадите показания.
Я слышал, произнёс я после небольшой паузы, они считают, я убил Роберта.
А вы его убили? спросил доктор и чуть прищурился.
Мне от этого стало не по себе. От того, как он смотрел в душу.
Нет, невнятно сказал я и повторил: Нет, не убивал.
Я так и думал. Показания дать придётся в любом случае, но я постараюсь договориться, чтобы до суда вас не держали под замком. Очень сомневаюсь, что вы пуститесь в бега. Поверьте, это далеко не так просто, как нам показывают на телеэкранах.
Вот об этом мне говорить не требовалось. Особенно если бежать надо из глубинки в Девоне. Дом, который арендовал Роберт, находился в небольшом городке, который я бы скорее назвал деревней. Церковь, два паба, три магазина, кладбище, а вокруг пустоши, холмы и болота. До ближайшей станции на машине сорок минут.
Мы прожили здесь неделю, но на улицу выходили всего дважды и ненадолго Роберт писал как сумасшедший, а я, соответственно, либо позировал, либо развлекал его. Поэтому, несмотря на вялость, заторможенность и стойкое желание чем-нибудь закинуться, я оглядывался по сторонам, пока мы с доктором шли по улице. Он принёс мне из дома Роберта куртку, кстати. И шапку, хотя она не была нужна.