Без новых вроде бы поводов, когда сидела перед матерью там, на кухне, точно озарило какой-то ослепительно-черной, кромешной вспышкой. Все увиделось в одну секунду - и прошлое, и будущее до конца... Эти две несчастные комнаты, которые с каждым днем взросления сына будут становиться теснее, теснее; зарплата, которая и сейчас смехотворна и которая наверняка никогда не повысится; она сама, недавно еще - так недавно еще! - милая девочка, а сегодня - почти тетка, никому не интересная тетка. И ничего впереди... Вот уж действительно радоваться остается хорошей погоде, терпимому самочувствию, молиться, чтобы не было хуже.
Она полулежала на постели, приподняв голову, напрягая слух. Лицо неприятно стянуто от высохших слез... Ей хотелось услышать о себе плохое, обидное, злое. О том, как мать взяла на себя бульшую долю заботы о внуке, а Ирина где-то все шляется, давно уже не гуляет с ним, забросила дела по дому; постирать собирается две недели и никак не приступит; что вообще она эгоистка, не желает семейных трудностей замечать, не желает работу найти поприличней, поденежней, хотя наверняка можно найти... И тогда, Ирина была в этом уверена, она бы выбежала в зал и стала просить прощения. Как в детстве, провинившись серьезно и осознав вину. Но слов не разобрать - один сливающийся в опасливое шипение нечленораздельный бубнеж.
4
Если не давать волю мыслям, то вот сейчас ощущение поистине счастливых минут. И в душе уверенность, что ради этого человек и создан, подарена ему способность мыслить, трудиться, оставлять на земле что-то светлое после себя.
И четверо родных людей сейчас стали единым целым, с одним общим делом, одним для всех порядком. Даже Павлик кажется совсем не таким, как всегда. Точно забыв о своей мальчишеской природе, о всегдашней тяге к озорству, он не лезет в пожарище, а с увлечением и серьезностью выдирает стволья прошлогодней полыни, свежую, мелкую еще поросль, складывает в одну кучу. Кажется, забыл он навсегда о "Хубба-Буббе" и чупа-чупсах...
Посветлевшее, азартное лицо Ирины ничем не напоминает ту гримасу страдания и обиды, что последние дни, как страшная фотокарточка, стояла у Татьяны Сергеевны перед глазами, заслоняя все остальное. Так сейчас дочь ловко всаживает в землю штык лопаты, переворачивает и разбивает влажные комья - ни намека на обычную ее томную вялость, квартирную лень.
Удачно сегодня получилось: все свободны (Татьяна Сергеевна упросила напарницу подменить ее в счет будущего дежурства) и целый день можно провести на даче. Юры, правда, нет пока - договорился со Стахеевым на его машине перевезти из гаража мешка три семенной картошки. Приедут - и можно совсем успокоиться...
Их дачный поселок для постороннего человека наверняка покажется неживописным. Стоит посреди глинистой, голой степи, вдалеке от реки, от леса; сами постройки большей частью корявые, сколоченные неумелыми руками бог весть из каких отходов. Заборы из горбыля высокие и глухие, почерневшие от дождей и жары. Но для каждого владельца участка, наверное, то, что внутри забора, эти вот шесть соточек, - кровное и бесценное.
Действительно, без преувеличения, бесценное. Столько сил и денег вложено, чтоб облагородить клочок поросшей тощей полынью глины, превратить в то место, куда рвешься хоть и не отдохнуть в шезлонге, так поработать для души. А это ведь тоже отдых...