- Что вам угодно? - любезно спросил я. Не говоря ни слова, черный человек показал красную книжечку.
- Вы не беспокойтесь, - сказал он, насладившись эффектом. - Я просто хочу узнать у вас о соседях, - он указал на квартиру справа. - Что они за люди? Но, - тут он предостерегающе помахал рукой, - никому ни слова об этом.
- Вам надо поговорить с хозяевами, - ответил я, - их сейчас нет, меня просто попросили посидеть с детьми. О соседях я ничего не знаю, знаю только, что сосед работает в милиции.
- В милиции?! - пораженный, переспросил агент и, пробормотав еще раз, чтобы я никому не говорил ни слова, быстро удалился.
Очевидно, или он так глупо перепутал квартиру и сунулся к моим друзьям, чтобы расспраши-вать о соседе-милиционере, вместо того, чтобы у него навести справки о моих друзьях, либо просто использовал обычный в наших условиях предлог наведения справок о соседях для того, чтобы проверить, нет ли здесь меня.
Поздно вечером, когда мы все сидели в маленькой кухне, я рассказал об этом своим друзьям. Слева от них на площадке жил дворник, справа милиционер; было совершенно ясно, что у моих друзей никто не стал бы наводить справки о таких соседях. Кухня, где мы разговаривали, вообще была постоянным местом наших откровенных бесед. Только некоторое время спустя я узнал, что в квартире наверху, где жил член домкома, оперативники установили магнитофон и прослушивали и записывали наши разговоры через вентиляционную решетку. Я вспомнил тогда анекдотический разговор, который произошел у меня с Маркевичем в его номере в гостинице "Украина". Марке-вич пожаловался, что Зверев не хочет заходить к нему в гостиницу.
- Зверев очень запуган, - сказал я, - а в гостинице, вероятно, шныряет довольно много агентов КГБ, вдобавок во многих номерах установлены микрофоны и подслушиваются все разговоры, что неприятно действует на впечатлительных и нервных людей.
Не надо думать, что все это я говорил заговорщицким шепотом, Маркевич был глуховат, и мне приходилось кричать во все горло.
- Пустяки, - спокойно сказал Маркевич, - я уже давно живу в этой гостинице. Здесь все время что-то ломается: то гаснет свет, то не идет вода. Наверняка и микрофоны давно уже не действуют.
Я думаю, Маркевич совершенно напрасно так пренебрежительно относился к советской технике. Для многих в Москве микрофоны стали настоящим бичем: им все время кажется, что их подслушивают. Вспоминаю еще один курьезный случай. У одного моего приятеля на вечере среди прочих гостей была одна иностранка. Хотя разговор шел совершенно невинный, все же он, опаса-ясь подслушивания, громко включил радио. Каков же был общий испуг, когда около двенадцати часов ночи в дверь раздался громкий стук и вошли двое людей в милицейской форме. Впрочем, все объяснилось очень просто: в новых домах очень тонкие перекрытия, и жильцы из верхней квартиры, которым не давала спать громкая музыка, позвонили в милицию. Хотя вспоминать микрофонные истории очень весело, тогда мне было очень неприятно узнать, что все наши разговоры подслушивались.
После того как я понял, что милиции известно, где я, я решил вернуться домой. Через пятнад-цать минут после моего возвращения зашел капитан Киселев. Он спросил меня, где я "пропадал", тоном скорее светским, чем служебным, и не настаивая на ответе, и передал новую повестку в милицию к следователю Васильеву, на тот день и час, как мы с ним договорились по телефону, то есть на 5 марта.
- Ну как, придешь? - спросил Киселев.
- Там видно будет, - неопределенно сказал я.
- Смотри приходи, - дружелюбно сказал Киселев, - все равно ведь деться некуда.
Несколько ранее знакомый моего отца, по его просьбе, пытался узнать что-нибудь обо мне в милиции.