Да, не далее как сегодня, поэтому я и обратилась к вам. Утром я получила вот это письмо и прошу вас его прочитать.
Благодарю вас, сказал Холмс. Передайте, пожалуйста, и конверт. Почтовый штемпель: Лондон, Юго-Запад, дата седьмое сентября. Гм! Отпечаток большого пальца на уголке вероятно, почтальона. Бумага высшего качества. Конверт шесть пенсов за пачку. Отправитель разборчив в выборе канцелярских принадлежностей. Адрес отсутствует. «Будьте сегодня в семь часов вечера у третьей колонны слева возле театра Лицеум. Если вы мне не доверяете, приведите с собой двух друзей. С вами обошлись несправедливо, это необходимо исправить. Полицию не привлекайте. Если позовете, все пойдет прахом. Ваш неизвестный друг». Что ж, действительно превосходная загадка. Как вы намерены поступить, мисс Морстен?
Именно этот вопрос я и хотела вам задать.
Тогда мы непременно отправимся вместе. Мы с вами и да, конечно же, доктор Ватсон. Он именно тот человек, который нам нужен. Ваш корреспондент упоминает двух друзей. Мы с доктором Ватсоном сотрудничали и раньше.
А доктор Ватсон согласен пойти? спросила мисс Морстен с умоляющим видом.
Буду горд и счастлив, горячо заверил я, если смогу быть хоть чем-то полезен.
Вы оба очень добры, отозвалась мисс Морстен. Я вела уединенную жизнь, и у меня нет друзей, к которым я могла бы обратиться. Если я приду в шесть, это будет вовремя?
Ни в коем случае не опаздывайте, предупредил Холмс. Впрочем, вот еще что. Почерк на конверте тот же самый, что и на посылках с жемчужинами?
У меня с собой образцы, ответила мисс Морстен, протягивая шесть бумажных листков.
Вы, несомненно, образцовый клиент. У вас верная интуиция. Давайте-ка посмотрим. Холмс разложил листки на столе и стал внимательно их сравнивать. Почерк изменен, за исключением письма, однако автор, вне всякого сомнения, один и тот же. Взгляните, как тут и там пробивается греческое «е», и обратите внимание на завиток-хвостик в букве «ц». Эти буквы, бесспорно, выведены одной и той же рукой. Не хочу внушать вам напрасные надежды, мисс Морстен, но есть ли хоть какое-нибудь сходство между этим почерком и почерком вашего отца?
Ни малейшего.
Я так и думал. Итак, мы ждем вас к шести. Позвольте мне оставить эти бумаги у себя. Я над ними еще подумаю. Сейчас только половина четвертого. Тогда au revoir![4]
Au revoir! повторила наша гостья.
Она окинула нас ясным, приязненным взглядом, спрятала на груди коробочку с жемчужинами и поспешила уйти. Стоя у окна, я наблюдал, как она быстро идет по улице, пока ее скромная шляпка с белым перышком не затерялась в серой толпе.
Какая привлекательная женщина! воскликнул я, оборачиваясь к своему компаньону.
Холмс снова разжег трубку и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
Привлекательная? вяло отозвался он. Я что-то не заметил.
Да вы и вправду автомат, вычислительная машина! бросил я. Временами в вас появляется что-то совершенно нечеловеческое.
Холмс мягко улыбнулся:
Чрезвычайно важно, чтобы ничьи личные качества не влияли на ваши суждения. Клиент для меня это простая единица, один из факторов задачи. Эмоции враждебны ясности рассудка. Уверяю вас, самая очаровательная женщина из всех, кого я знал, была повешена за то, что отравила трех маленьких детей ради страховки, а самый отталкивающий тип из числа моих знакомых филантроп, который потратил чуть ли не четверть миллиона на лондонских бедняков.
Но в этом случае
Исключений я не делаю. Исключения опровергают правила. Вам случалось когда-нибудь изучать характер по почерку? О чем вам говорит эта беглая надпись?
Почерк разборчивый и правильный, ответил я. Писал человек деловой и твердый характером.
Холмс покачал головой:
Посмотрите на эти буквы «е». Петелька на них такая крохотная, что их можно принять за часть буквы «и». У человека с твердым характером всегда видна разница между «е» и «и», даже если он пишет очень неразборчиво. Буква «т» везде разная, а заглавные буквы указывают на чувство собственного достоинства. Я сейчас ухожу. Мне нужно навести кое-какие справки. Позвольте вам порекомендовать эту книгу, весьма и весьма замечательную. Это «Мученичество человека» Уинвуда Рида. Вернусь через час.
Я сидел у окна с книгой в руке, но мысли мои блуждали вдалеке от смелых выкладок автора. В мыслях я возвращался к нашей недавней гостье, вспоминал ее улыбку, глубокий грудной голос, странную тайну, что вторглась в ее жизнь. Если ей было семнадцать, когда исчез ее отец, сейчас ей должно быть двадцать семь: прекрасный возраст, когда юность растеряла свою самоуверенность и приобретенный опыт слегка ее отрезвил. Так я сидел и размышлял, пока в голову мне не полезли такие опасные мысли, что я поспешил к письменному столу и всецело погрузился в свежий трактат о патологии. Как может армейский хирург с убогим здоровьем и еще более убогим банковским счетом даже помышлять о таких вещах? Мисс Морстен всего лишь простая единица, один из факторов, и ничего больше. Если мое будущее беспросветно, то уж лучше встретить его, как подобает мужчине, а не пытаться разогнать мрак блуждающими огоньками фантазии.